ПАМЯТИ КУЛЕБЯКИНА ВЛАДИМИРА ГЕОРГИЕВИЧА.

       Вчера моему отцу, Кулебякину Владимиру Георгиевичу (1942-1980), исполнилось бы 80 лет. Отец из поколения физиков-лириков. Делал изобретения и писал стихи, в конце 1960 создал городской клуб авиамоделистов, который работает и по сей день, был мастером на все руки. Ниже - последние стихи Владимира Георгиевича, в том числе известный в литературных кругах «Ленинградский цикл». Помяни, Господи, во Царствии Твоем раба Божьего Владимира.

ВИЖУ.

Туда, где град далёкий и туманный,

На берега Невы стремлюсь опять,

Где Медный всадник в ветер ураганный

Коня стремит к реке, бегущей вспять.

 

Навязчив стиль стиха-то, окаянный!

Мы подберём ему другую стать:

К тебе спешу, давно никем не званый,

Былого счастья отзвук поискать.

 

Последнее в строке совсем банально.

Не будет лучше: путь к тебе недальний.

Так что, рука иль голова мне вождь?

 

О, город мой! Твои манежи вижу

Конюшни - говорят о них в Парижах,

Как бьёт в макушки памятников дождь!

 МОЙ ГОРОД.

К тебе бегут со всех Европ, с полмира!

И всё туристов Запада манит,

Иль с любопытства, или просто с жиру,

Вот спрыгнут сфинксы, грянут о гранит!

 

О, Питер, Питер! Севера Пальмира!

Всё так же над твоей Невой звенит

Поэтов новых ночью чаще лира,

А в полдень пушка прозой говорит.

 

Все двадцать лет тобою бредил, что ты!

Совой ходил - не пропустить чего-то.

Беда большая - белой ночью сон.

 

Да не допустят Музы, нимфы лиха!

И, слава Богу, было в граде тихо,

Чуть надорвал лишь пасти львам Самсон!

 

В ПЕТЕРГОФЕ.

 Пошли домой, пожалуй, моя Ева.

Темно. Устал. Мне показалось там,

Вон - оглянулась каменная дева,

Зевнул, прикрыв ладонью рот, Адам.

 

Богини к ночи ближе к Параскевам.

Ну что вы, не кощунствую я вам!

И боги, видишь, ну как из-под Ржева,

Определённо, сходят к мужикам.

 

Домой! Смотри сюда: костляв и жилист

Простуженный Нептун со свитой вылез

Ходить в дворцы твои и Верхний сад.

 

Чего-то да отпущено в полмеры,

Но вижу ясно я тебя, Венера!

Не обо мне ль шумит большой каскад?

 

***

Порой ночной полупрозрачны тени.

Дрожат огни. Летит Земли ладья.

В страницы жизни молча смотрит Время

И пишет что-то в Книгу бытия.

 

Кто знает тайны смерти и рожденья?

Что ж, звездочёт, ну, где звезда моя?

О нет, мне не уйти от наважденья:

Свою вселенную найду и я.

 

Отыщется счастливая планета,

И бедам вот очертит круг запрета,

Судьба фатальная - её закон.

 

Игра, исход которой предрешён,

Известна нам - сменяет осень лето.

И не мои ль там васильки, и лён?

 

ДЕРЕВНЯ.

 Прогресс лихой, нас обойди дворами!

Зерно железное бросает длань,

Взошёл посев бетонными столбами,

А в модных ныне чугунах - герань.

 

О, мать-деревня, там за городами

Набегу оплатила всю ли дань?

Распахнутыми настежь воротами

Дом ветхий смотрит в утреннюю рань.

 

Окно замшелое гнезда пустого;

Костяк дверей расхлопанных; подкова

Прибитая не к месту, наугад.

 

Все позади сараи Мангазеи.

Слетела с крыш солома по Рассее,

В ухабины дорог на Китеж-град.

 

ОСЕНЬ.

Зевнул медведь. Птиц тихое безделье

Тревожит хитрых ястребов умы.

Кончает осень править новоселье,

И ветер свищет в дыры из сумы.

 

Разбавлено зелёных красок зелье.

В листве лесов, желтеющих дымы,

Весны и лета горькое похмелье

Перед суровой ясностью зимы.

 

Лекарством трав в болотах синих пахнет,

Но краснощёкие морозы ахнут,

И даль качнётся тысячью огней.

 

Берёзы тонкой лист последний жухнет.

Вот мокрый филин в дебрях глухо ухнет,

И снег падёт в гербарии полей!

 

***

Искать за тридевять земель распутья?

Чтоб потоптаться перед камнем там?

И дрогнуть мелким бесом перед жутью?

Чтоб ворон хрипло каркнул в спину нам?

 

Пока дойдёшь. Решил рукой махнуть я.

Дороги с трын-травою сделал сам.

И мшелым сиднем сел на перепутье.

Идите, хочет кто, хоть в тарарам!

 

Устану если - лягу гладким боком,

Зажгу закат, и на холме высоком,

На поле чистом подожду рассвет.

 

В неверный сумрак истины крупинки

Слетят ко мне, как звёздочки-снежинки,

И только да останется и нет!

 

КУЛИКОВО ПОЛЕ.

 Освящено здесь братство кровью алой,

Щиты вставали красные стеной,

На этом поле вновь себя узнала

Русь, приведённая сюда Москвой.

 

Луга укрыты светлой тишиной,

В листве берёз лишь прошумит устало

И в ночь уйдёт, чуть слышно, стороной,

Встревожит травы ветер запоздалый.

 

Как прежде, под серебряной луной,

Порой вечерней, на закате лета,

Стоят туманы - берегут покой.

 

Здесь Сергий Радонежский до рассвета

Всё говорит о чём-то с Пересветом

Над тихою Непрядвою-рекой.

 

ШЕЛЕСТ.

(советская примета: если показать дулю

нарождающемуся месяцу, - станешь богатым)

 

Горячий день в закате затухает,

Искрит на своде неба звёздный лёд.

Вот ночь уже из моря выползает

И скоро в новолунии придёт.

 

Кто был в Крыму на отдыхе - тот знает

Последних дней вечерние часы.

Купюрный шелест листьев не стихает

Над дымкою прибрежной полосы.

 

В тоске большой, в безденежном пылу,

Сижу и месяц тонкий караулю.

Он выйдет, сядет тихо на скалу.

А я ему сверну из пальцев дулю!

 

Но не шумит в кармане у меня,

А я-то ждал его четыре дня!

 

***

Свинью стиха визжащую рифмую,

Живой водой в щетину покропив.

Себя я беспощадно полосую

Всю шкуру истины в ремни пустив.

 

Здесь критик травоядный, протестуя,

На срамотищу слова наступив,

Вскричит, как оглашенный, в мать какую,

Оглобли на меня поворотив?

 

Прости, хавронья, виноват немного.

Что ж, с тела твоего снимусь в дорогу,

Страдание супонью затянув.

Назад хулителям всё ж прокричу я

Дорожку многоточия пустую,

В кольцо молчания твой хвост загнув. 

Игорь Кулебякин.