УПУЩЕНИЯ КАЗАКОВ.
На период начала 1990 годов приходился наивысший пик казачьей активности, когда казаки стояли наиболее близко к разрешению вопроса о вхождении во власть (точнее, о вхождении в общество в качестве власти). Но, в отличие от других репрессированных народов СССР, казаки не потребовали от новых властей немедленной территориальной и социальной реабилитации и потому упустили свой шанс на скорое становление как особого народа, проживающего в различных республиках, ставших самостоятельными после развала СССР, но находящегося под защитой соответствующих международных правовых актов. И это, пожалуй, едва ли не главное упущение казаков того периода. Казак А. И. Белоногов из Петропавловска - исторического центра 1 отдела Сибирского Казачьего Войска - писал о том времени:
«Всеобщее ощущение ожидания чего-то грандиозно великого, какого-то исторического поворота в судьбе нашей родины России объединяло нас всех - и вчерашних комсомольцев, а ныне уже убеждённых монархистов, и беспартийных, и демократов, и коммунистов, и анархистов. Мы все были казаки! Запоями перечитывались и по-новому осмысливались «Тихий Дон» Михаила Шолохова, «Тарас Бульба» Николая Гоголя, «Горькая линия» Ивана Шухова».
Если не считать участия казаков в относительно бескровных волнениях в отделившемся Казахстане и кровавого, но заграничного участия в войне на Балканах (в разрушившейся Югославии), то основными горячими точками были две, отделившееся от Молдавии русскоязычное Приднестровье и отделившаяся от Грузии когда-то, присоединённая к ней Абхазия. В обоих случаях, по крайней мере в самый трудный, первоначальный период самоопределения, основной костяк вооружённых сил самопровозглашённых республик составили именно казаки-добровольцы, имевшие на тот момент вполне реальные перспективы создать в этих горячих точках свои собственные казачьи-государственные образования. Но на тот момент казаки и сами ещё не определились в этом вопросе и просто участвовали в событиях, оставляя возможность воспользоваться плодами их усилий и жертв совершенно иным силам: в Приднестровье - осколкам бывшей местной коммунистической элиты, провозгласившей идею сохранения от националистов-молдаван «русскости» своей территории, а в Абхазии - тем же коммунистам, но с ярко выраженным антигрузинским национальным абхазским окрасом. В обоих случаях о казачьих национальных интересах никто даже не вспоминал. Ни те, кому казаки помогали, ни сами казаки. И это невнимание к собственным казачьим интересам было тоже огромным упущением казаков начала 1990 годов. Осенью 1993 года в Новочеркасске был проведён I Съезд казачек России, собравший гостей из Сибири и Приднестровья. Женщины-казачки решили принять участие в возрождении казачьих традиций.
Было запланировано восстановить Мариинскую гимназию в Новочеркасске чтобы воспитывать высокообразованных казачек. Упуская из виду свои казачьи национальные интересы, казаки по всей России в обстановке всеобщего распада и ослабления центральной власти претендовали на роль единственной силы, способной не допустить развала Российского государства. А если учесть военизированную структуру и соответствующий менталитет в казачьих Войсках, становятся понятными многочисленные конфликты между местными властями и наиболее активными казаками. Такое «вольное казачество», самостоятельно ездившее воевать куда угодно, включая заграницу, противопоставлявшее себя местным чиновникам (ныне многовластным наместникам Кремля, а тогда только мечтавшим такими стать), заставляло и местные, и центральные власти ломать голову над тем, каким образом вновь загнать казаков в прежнее «стойло» безгласного и безропотного советского человека. Но казаки, несмотря на сплошь и рядом допускаемые стратегические упущения, хорошо видели возникавшие противоречия тактического характера. Они имели свои, отличные от чиновничьих интересов.
Казаки захватывали и иногда добивались передачи им зданий и земель, принадлежавших их предкам до 1917 года (явочная реституция), образовывали реально функционировавшие структуры самоуправления, требовали государственного содействия в формировании своих, казачьих войсковых соединений, разрешения на ношение оружия. А по рукам у казаков уже ходило значительное количество «стволов», вывезенных ими из зон вооружённых конфликтов. Но поскольку власти не спешили начать раздачу оружия и земли членам казачьих объединений, те порой пытались «надавить» на властные органы. Массовые несанкционированные пикеты казаков (часто вооружённых, причём не только саблями и нагайками, но и огнестрельным оружием и гранатами) потрясали в 1992-1993 годах юг России. В Краснодаре назначенный Ельциным губернатор Василий Дьяконов, которому Рада в начале 1992 года выразила «недоверие», был так напуган пикетами казаков перед зданием администрации, что на подъездах к городу по его приказу были поставлены БТРы, по тревоге поднят ОМОН, а сам глава исполнительной власти, по сообщению местной прессы, держал у себя в кабинете пулемёт. Наряду с другими упущениями в становлении своего движения, упустили казаки и возможность политической игры на противоречиях, возникших между исполнительной и законодательной властью Российской Федерации, переросших к октябрю 1993 года до уровня локального проявления Гражданской войны. Казачьи лидеры бездарно профукали возможность политического торга, с упрямством отказываясь от диалога с оппонентом Ельцина председателем Верховного Совета Русланом Хасбулатовым. Конечно, основания у казаков для обид и претензий к Хасбулатову были, и весьма серьёзные, и очень свежие, но ради интересов Казачьего Народа в тот момент эти претензии следовало отложить. К сожалению, среди казаков не оказалось, или они тогда не были известны, нет, не Талейрана, не Меттерниха, не Горчакова, не Бисмарка, а хотя бы дипломата вполне среднего уровня, который мог бы вполне выиграть войну не пушками, а переговорами. Зато власть вовсю пользовалась к своей выгоде возникавшими среди казаков противоречиями. А их было немало, и они умело раздувались и поддерживались. Забыли казаки и о такой первостепенно значимой задаче возрождения своего народа, как самоуправление. Только 27 марта 1994 года в станице Воровсколесской Ставропольского края был проведён местный референдум об установлении в станице казачьей формы самоуправления - казачьего правления. Атаманом (главой администрации) избрали В. М. Нестеренко. Но этот эксперимент был проведён лишь спустя четыре года с начала казачьего движения в СССР, и только в одном населённом пункте Российской Федерации! Было упущено крайне благоприятное для казаков время общеполитической растерянности 1991-1993 годов.
Да и недостаточным было внимание и контроль над возрождаемым атаманским правлением со стороны других казачьих организаций. Бытовавшее в казачьей среде мнение о второстепенности Воровсколесского эксперимента по сравнению с территориальными и правовыми требованиями явилось первой и главной причиной провала восстановления казачьего самоуправления - этого важнейшего элемента казачьей жизни, без которого Казачий Народ не в состоянии был решить и все остальные вопросы, относящиеся к понятию «возрождение». В этот период особенно ярко проявилось двойственное отношение к казачьим обществам со стороны государства. Почувствовав в казаках реальную силу, политические деятели России уже не могли не замечать такое яркое проявление общественной жизни, каким они являлись. Однако и признать за казаками право на правовую, имущественную и территориальную реабилитацию власть новой, «демократической» России, состоявшая в кадровом отношении из потомков большевиков, категорически не желала. В то же время, пока другие народы добивались восстановления исторической справедливости, казаки неоправданно терпеливо ждали, когда в органах власти появятся специалисты, способные разрешить эту болезненную проблему в их отношении. А пока ждали, изучали свою историю и надеялись на чиновников, их земли снова поделили, купили и перепродали другие, предоставив «право» казакам работать за гроши на своих исконных землях в качестве наёмных работников.
В то же время, массовость и активность казацкого движения на рубеже 1990 годов, его первоначально широкая поддержка на Юге России не только этническими казаками, но и русскими людьми, определила заинтересованность властной элиты «ельцинского круга» в привлечении на свою сторону политических симпатий казаков. В Законе РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 года, подписанном тогдашним председателем Верховного Совета РСФСР Ельциным, провозглашалось право казаков на территориальную и политическую реабилитацию, а также на возмещение материального ущерба, причинённого большевистскими репрессиями. Важной особенностью этого документа о реабилитации было, хотя и завуалированное, но всё же признание этнической субъектности казаков. Статья 2 этого Закона определяла народ казаков как «культурно-этническую общность людей», что, конечно же, являлось своего рода постсоветским эвфемизмом понятия «этнос». Современные пропагандистские слоганы о казаках как о «воинском сословии», «братстве людей воинского духа», равно как и прочие внеэтические определения в тексте Закона «О реабилитации репрессированных народов» не употреблялись. Вместе с тем, очевидно, что этот документ принимали в основном в пропагандистских целях. Закон «О реабилитации репрессированных народов» был принят даже без механизма его реализации и со статусом непрямого действия! Фактическая реализация декларативных установок Закона от 26 апреля 1991 года становится возможной только в случае принятия дополнительных, адресованных конкретным министерствам и ведомствам подзаконных актов. Первыми документами такого рода стали Указ президента РФ от 15 июня 1992 года № 632 «О мерах по реализации Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» в отношении казачества» и Постановление Верховного Совета РФ «О реабилитации казачества» от 16 июля 1992 года № 3321-1.
В концептуальном отношении эти подзаконные акты были совершенно разными. Постановление Верховного Совета РФ исходило из прежнего признания казаков «культурно-этнической общностью», то есть самобытным народом, а потому признавало право казаков на создание общественных (то есть де-факто национальных) казацких объединений, равно как и право этих объединений на самоуправление и обладание общественными (войсковыми) землями. Логика Постановления ВС РФ «О реабилитации казачества» предопределяла дальнейший логичный ход реабилитации казаков - от разработки нормативно-законодательной базы к организационно-управленческим мероприятиям самих казацких общественных организаций при финансировании этих мероприятий из государственного бюджета. Но формирование и реализация государственной политики в отношении Казачьего Народа сопровождались острой политической борьбой. У казаков было много противников в некоторых политических движениях, и особенно среди представителей национальных республик во всех органах государственной власти России. Эти многочисленные противники объявили казаков реакционным сословием и стали планомерно выступать за вывод их из рамок действия Закона «О реабилитации репрессированных народов», примеряя этот документ исключительно под свои национальные интересы. Хотя в нём и было специальное упоминание о казаках!
Уже указ президента Б. Ельцина № 632 от 15 июня 1992 года был построен на иных основаниях. Культурно-этническая статусность казаков, по логике неотменяемая, постоянная и принадлежащая конкретному человеку по факту рождения от родителей-казаков, была заменена в его Указе статусом госслужащего. Понятно, что статус госслужащего есть категория временная, подчёркнуто внеэтническая, а, следовательно, могущая быть присвоенной государственным распоряжением человеку любой национальности.
Так уже на рубеже 1990 годов были созданы условия для появления в скором будущем презираемых общественностью «ряженых казачков». Указ № 632 стал первым документом, обозначившим постепенный отход от реабилитации казаков как Народа. Из государственных документов полностью исчезло определение казаков как «исторически сложившейся культурно-этнической общности людей». Одновременно в документах, а также в статьях и выступлениях чиновников появился тогда довольно мутный термин «возрождение казачества», который каждое заинтересованное лицо могло трактовать по-своему. Но, как говорит известная поговорка, «в мутной воде рыбка ловится». Эйфория по поводу того, что российская власть, наконец-то, признала право Казачьего Народа на существование и намерена всерьёз решать проблемы его возрождения из небытия, быстро прошла.
Почему же вроде бы как демократический режим Ельцина, многое позволяя другим народам и народностям, так некомплиментарно отнёсся к Народу Казачьему? Объяснение как нельзя более простое и шкурное. Потому, что власть не хотела делиться с казаками своим влиянием на дела государства и уступать свою монополию на социальную политику. А заодно она опасалась враждебных проявлений со стороны лидеров национальных общин и республик, возглавлявших гораздо более сплочённые сообщества, чем казаки. Кремль и чиновники на местах взяли на вооружение уже опробованный политический курс в отношении казаков - уговоров, заманчивых обещаний и громких, но лживых декларативных заявлений, призванных оттянуть время и, введя в заблуждение, пустить казачье движение по нескольким одинаково тупиковым альтернативным направлениям. Для последних действий в составе службы безопасности (ФСБ) даже был создан специальный отдел - «по работе с казачеством». Но, кроме несомненной вины государственного аппарата в том, что казаки не смогли встать на путь своего успешного развития, значительную её часть несут на себе и сами казаки. Так, в октябре 1993 года казак и профессор В. П. Трут писал:
«Значительные проблемы возникли и внутри самого движения по возрождению казачества. Отчасти они были обусловлены «болезнью роста», неорганизованностью, а отчасти являлись прямым следствием сложности поставленных задач. Объективные трудности зачастую усугублялись субъективными факторами, связанными с личными качествами некоторых лидеров ряда казачьих объединений. Их некомпетентность, амбициозность, популизм, своекорыстие нанесли серьёзный ущерб движению, внесли разлад в его ряды».
Иллюстрацией к сказанному можно привести пример Дальнего Востока. Вот что рассказывал потомок уссурийских казаков В. А. Богаевский:
«21 декабря 1991 года на Большом Круге уссурийцев во Владивостоке были избраны молодые руководители уссурийского казачества во главе с атаманом из офицеров Тихоокеанского флота В. А. Полуяновым. Кроме того, по моему почину было принято единогласно «Заявление уссурийских казаков о самоопределении в рамках Российского государства», которое было в духе Закона «O реабилитации репрессированных народов». Но, что удивительно, это Заявление новое молодое руководство «спрятало под сукно» от глаз казаков и всего населения Приморья и Хабаровского края (оно появилось как «исторический документ» через шесть лет, в 1997 году на страницах «Уссурийского казачьего вестника». Далее всё пошло кошмарно: молодые уссурийцы-атаманы начинают исключать из казачества всех, кто им не нравится, и исключают целыми отделами. Так были исключены Хабаровский и Владивостокский отделы, Артёмовский станичный округ. Все попытки утихомирить зарвавшихся атаманов ни к чему не привели. Фактически от уссурийского казачества уже не осталось ни ножек, ни рожек».
Но так было не только в России. В Украине тоже были проблемы. Украинские «запорожцы» с самого начала раскололись на пророссийских и проукраинских козаков. Однако, всё же, основным обоснованием и поводом для противодействия чиновничества казачьему успеху стал непоследовательный подход президента Б. Н. Ельцина к реабилитации Казачьего Народа. Он отличался от подхода, принятого в отношении всех других репрессированных народов. И это стало причиной разногласий между исполнительной и законодательной властями в отношении казаков. Эти разногласия разделили их на «президентских» и «парламентских», что примерно совпадало с делением на «белых» и «красных», соответственно, хотя и не всеми осознавалось. Причём, «президентские белые» казаки оказались в массе сословниками, а «парламентские красные» - этнически настроенными казаками. Хотя это можно сказать только по ситуации в Москве, на Дону этнически настроенными оказались и первые, и вторые. 15 марта 1993 года президентом РФ Б. Н. Ельциным был подписан указ «О реформировании военных структур, пограничных войск на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации и государственной поддержке казачества», где поднимались, среди прочих, и вопросы землепользования. Но все благопожелания о поземельном казачьем устройстве разбивались о статьи Земельного Кодекса, в котором отсутствовало определение общинного права собственности на землю, и менять который в угоду казакам никто не собирался.
«Демократизация» российского общества повлекла за собой и такое новое явление, как предвыборные технологии, построенные в большинстве случаев на лжи и лицемерии. Часто пиар-агентам, стоящим за тем или иным кандидатом, хотелось перетащить на свою сторону многочисленный и энергичный казачий электорат. Демократ Сергей Шахрай первым стал подчёркивать, что он - терский казак, Константин Затулин объявил себя донским казаком и даже Виктор Черномырдин неожиданно вспомнил, что он происходит из уральских казаков. Как правило, большинство участников выборов вдруг молниеносно «вспоминало» о своём казачьем происхождении. В дело шли и заявления, построенные на казачьем национальном чувстве, и обещания решить все казачьи проблемы, и примитивный подкуп. Но получившие казачьи голоса кандидаты, что «казаки», что не казаки, после победы тут же забывали о своих обещаниях. На Кавказ приезжал и продажный политический клоун В. В. Жириновский, где встречался с казаками и громогласно заявлял, что если казаки поддержат его самого и его партию ЛДПР на выборах в Госдуму, то он не только их всех поголовно вооружит стрелковым огнестрельным оружием (как обещали многие другие охотники за казачьими избирательными голосами), но обеспечит казаков даже военной техникой. Ну как тут было не «купиться» доверчивым и политически неискушённым в то время казакам на такую перспективу создания собственной казачьей армии? Где-то на рубеже 1990-2000 годов, когда я издавал газету «Казачий взгляд» и потому был аккредитован в Государственной думе, на одной из пресс-конференций Жириновского мною был задан ему вопрос относительно невыполненного обещания не только по военной технике, но и просто по автоматам-пистолетам. В свойственной ему хамски-крикливой манере профессиональный лжец Жириновский закричал на меня:
«Вы сами этого не захотели! Если бы на Тереке, на Дону, на Кубани, на Урале - по всей стране - казаки поголовно проголосовали за мою партию и привлекли к голосованию за неё всё местное население, тогда у ЛДПР было бы подавляющее большинство в Думе! И вот тогда мы решили бы все казачьи вопросы! Вы сами виноваты, вы не захотели!».
С точки зрения мошеннических манипуляций и самооправданий Жириновский ответил превосходно. Даже лучше многих профессиональных гадалок-цыганок. Многочисленные требования казаков о своём полноценном признании постепенно, «со скрипом», начали находить своё отражение в виде нескольких появившихся к середине 1990 годов правовых актов. Правда, отражение это оказалось таким, каким его даёт кривое зеркало. Деятельность власти осуществлялась преимущественно в области создания нормативно-правовой базы, а по осуществлению финансово-экономических мероприятий носила случайный, ситуационный характер. И получилось так, что казаки стали единственным из репрессированных народов, в отношении которого за 20 последующих лет был разработан целый сборник документов, ни один из которых не работает, и единственным народом, который фактически так и не реабилитирован. Не работающие, «мёртвые» законы, указы и постановления явились главным достижением российского «казачьего законотворчества».
Приходится констатировать, что на протяжении первой половины 1990 годов так и не произошло восстановления фундаментальных основ исторического казачества. Попытка проведения в станице Воровсколесской эксперимента по введению Атаманского Правления закончилась полным провалом. Земельные вопросы и необходимость территориальной реабилитации, о которых казаки говорили, не были решены вообще. Правовые аспекты остались на уровне второстепенных по своему статусу указов и постановлений, не нашедших своё продолжение в виде нормального федерального закона о казачестве, или же адекватных поправок к уже существующим законам. А само казачество, вроде бы прошедшее хорошую школу жизни и получившее первые опыты политической борьбы, тем не менее, не избавилось от доверчивости, и двинулось от иллюзии якобы состоявшегося возрождения к очередной иллюзии, спрятавшейся под привлекательным термином «государственной службы». За четыре года (1992-1996) указами президента была создана нормативная база и организационно-управленческая система по развитию государственной структуры реестрового казачества, то есть реализован план по созданию суррогатного казачества - своего рода аналога частного охранного предприятия, не имеющего ничего общего с Казачьим Народом. Потерпев неудачи в политических баталиях, оказавшись движением для казаков, но фактически без массовой казачьей поддержки, не ответив самим себе на вопрос о том, по какой дороге идти, не определив своей конечной цели, находясь в плену исторических воспоминаний и околоисторических мифов, многие общественные казачьи организации вписались в «государственный реестр». Но, несмотря на все собственные ошибки и упущения, а также на «неоценимую помощь» властей РФ, оказанную Казачьему Народу в их совершении, всё же можно сказать, что к 1994-1995 годам действительно произошло возрождение казаков как явления, причём не в состоянии конца XIX - начала XX веков (огосударствленное и полупридушенное полународ-полусословие «казачество»), а в состоянии, в котором казаки существовали в XVII веке (самоуправляющаяся казачья вольница, не чуждая криминалу и заключающая по собственной воле временные политические союзы с теми силами, которые казакам были в данный момент более выгодны).
Александр Дзиковицкий (данная статья является выражением личного мнения автора и не является общей позицией ВОЦ).