ПРОБЛЕМА ВОЗРОЖДЕНИЯ КАЗАЧЬЕГО САМОСОЗНАНИЯ.
В число элементов национального сознания входят:
- осознанное уважительное отношение к национальным ценностям (в том числе к национальным героям, национальной истории, традициям и даже мифам);
- способность к умножению национальных ценностей;
- осознание необходимости сплочения ради национальных интересов (что наиболее наглядно проявляется в войнах с внешним врагом).
Ядром национального сознания является национальное самосознание. А национальное самосознание, в том числе и казачье, - это осознание представителем народа своего единства с ним, осознание человеком своей принадлежности к тому или иному конкретному народу, от которого он ни при каких обстоятельствах не готов открещиваться или отрекаться, даже если меняет гражданство. Сегодня, спустя десятилетия так называемого «казачьего возрождения», к казакам пришло, наконец, понимание, что для того, чтобы считаться настоящими казаками, их потомкам мало иметь череду уважаемых и заслуженных казачьих предков. Для того, чтобы считаться настоящими казаками, им необходимо ещё и казачье самосознание, готовность тратить силы, время, эмоции и даже личные деньги на то, чтобы хоть что-то делалось во благо Казачьего Народа. Пусть даже это благо и ошибочно понимаемое! А если казачий потомок на это не способен, а тем паче, если требует от своих соплеменников что-то оплатить ему за что-то сделанное для Казачьего Народа - это уже не казак. Это выродившийся, саморасказаченный, не имеющий казачьего национального чувства (самосознания) представитель «населения». В начале ХХ века большевики, не сумев «приручить» гордых и вольнолюбивых казаков, пустили казачий генофонд «под нож». За годы советской власти из потомков казаков (детей и внуков тех, кто выжил в сталинских лагерях и в огне II Мировой войны) была воспитана новая казачья популяция - сломленная и покорная, с обречённостью идущих на мясобойню телят принимающая политику этноцида и ассимиляции казаков. Именно на базе такой новой казачьей популяции и произросло впоследствии первое казачье чиновничество и реестр (затем и их заменили на иногородних).
Сегодня многие атаманы и рядовые казаки являются образцово-показательным продуктом отрицательной селекции. И привести таких сломленных и покорных к осознанию своего реального нынешнего состояния, возвратить их к казачьему самосознанию - это гигантская проблема всего Казачьего Народа. И во многих, очень многих конкретных случаях она уже безвозвратна и невозможна - это когда сами казачьи потомки не хотят возвращаться к своим казачьим корням, заявляя, что у них были казачьи предки, но сами они русские!
И эта проблема, проблема возрождения казачьего самосознания в казачьих потомках, явилась одной из наиболее трудных задач казачьего возрождения уже в 1990 годах. К тому же она многими и не осознаётся, многие казаки-потомки её просто не замечают, поскольку были воспитаны в рабской среде и прекрасно сжились с её правилами и порядками. Но в Казачьем Народе всегда, даже в самые мрачные годы антиказачьего террора и репрессий, находились люди, стремившиеся пробудить в соплеменниках национальное самосознание. С конца 1980 годов такие активисты провозгласили своей основной целью пробудить к жизни Казачий Народ и вернуться к историческому прошлому как к точке отсчёта для новой казачьей общности. По идее казачьего «ренессанса», обращение к истории должно было легитимизировать политические претензии этого движения. Понятие «возрождение» надолго стало ключевым во всех документах, законодательных актах, публицистических материалах, выходящих из-под пера национально ориентированных казачьих авторов. То есть, с первого дня своего существования идеологи казачьего «ренессанса» отдали приоритет историческому прошлому, что выражалось в разных формах (от возрождения флагов Всевеликого Войска Донского, Кубанского Войска периода Гражданской войны, казачьих гимнов и прочей символики до выдвижения территориальных претензий к соседям, по-большевистски проведённым границам, ныне занимающим былые земли Казачьего Присуда). Главная цель движения (возврат в «золотой век», который по причине поверхностного знания казачьей истории большинства казачьих идеологов связывался с русской монархией) предопределила его ретроспективный характер. Основная проблема для казаков состояла в том, что обращение к опыту прошлого, к «духовному багажу предков» стало самоцелью, заслонившей будущее, необходимость разработки перспективных планов и определения конечных целей движения. В начале 1990 годов в казачье движение влилось много отставных и действующих военных, милиционеров, жителей сельской глубинки и рабочих в городах. Вроде бы, это и хорошо: такой вплыв делал казачье движение широким, действительно народным. Но недостаток гуманитарного образования основной массы «возродившихся», в том числе и их лидеров, особенно на местах, стал той проблемой, что прямо повлияла на идеологов неоказачества. Молодая внутриказачья идеология нового времени создала временную формулу, определяющую неоказачье движение, как «флагман» русского народа, при этом запуталась в мифологемах о «золотом казачьем веке а-ля 1914 год», который необходимо «возродить», и через это вошла в противоречие с собою же. И как следствие этого - совершенная неясность в определениях «кто мы такие» и «куда мы идём».
Заявившие претензии на возрождение лидеры казачьих Союзов, Рад и так далее, не думали, что выступают в роли реставраторов не только казачьей формы и неких традиций, но и всех существовавших в «золотой век» противоречий, в том числе противоречия между принципами казачьей народной демократии и русской монархической государственности. Размытое, без чётко очерченных границ понятие «Возрождение» оказалось единственным объединяющим началом для тех, кто в конце «перестройки» оделся в казачью справу, так как дальше выявились различные, порой диаметрально противоположные трактовки того, что же возрождать и что считать казачеством. Отсутствие целостной идеологии, интегрирующей политической концепции (кроме возрождения) признавали и некоторые казачьи деятели. Так, атаман Ставропольского Казачьего Войска В. Шарков констатировал:
«Став на путь возрождения, мы так и не задали себе вопроса: чего хотим, куда идём? А не задав такого вопроса, не получили и ответа».
Одно из первых социологических исследований, специально посвящённых возрождающемуся Казачьему Народу, которое в 1992 году провела служба «Мониторинг» И. А. Яковенко, зафиксировало в его среде настроения «казакоцентризма». 3,7 % опрошенных - сторонники независимого Донского Казачьего Государства, а 36,1 % респондентов высказались за образование Донской Казачьей Республики в составе РФ. Формулировка «Казачья Республика» предполагает, возможно, за казаками некоторый приоритет по отношению к не казакам, но такой приоритет в современном мире более часто увязывается не с этничностью человека, а с его гражданством. Причём, казачий партикуляризм («казакофильство») в 1992 году не исчез вместе с завершением эпохи «парада суверенитетов».
После 1992 года развитие идеологии казачьего движения пошло по этническому пути, в его основу были положены принципы «крови», «этнического родства». Именно тогда был поставлен вопрос о признании казаков особым этносом (субэтносом). Например, в уставе Ставропольского Краевого Союза Казаков казаки определялись как «субэтнос» или как «субэтническая формация». Но понятие казачьего самосознания опять как-то отходило на второй план. На «Официальном форуме донских казаков» некто под именем «serp» написал:
«Ещё в 1992 году я утверждал, что, даже при поддержке государства, в строительстве с нулевых позиций уничтоженной казачьей среды (казачьей общинности, как принципа общежития) потребуется не менее 2-3 поколений казачат, выросших в такой, поначалу осторожно вновь воссозданной среде, с учётом постоянной коррекции воспитания, учитывая цивилизационные реалии дня. Предлагал в первую очередь заняться учебным процессом не только детей, но и взрослых - вчерашних «строителей светлого будущего». И всегда протестовал против применения термина «возрождение» в связке с казачьим обществом, указывая на то, что этот термин относится скорее к духовному началу, религиозному, а не к воссозданию механистически неких оплачиваемых государством чисто служебных псевдосословных функций. Ну да кто тогда слушал про эволюционное строительство общинности и самих общин».
На том же «Официальном форуме донских казаков» некто под именем «yakazak» написал:
«Народ возродить после геноцида - это сложное дело».
Но понятие «народ» без привязки его к определённой территории (родине), пока удавалось только цыганам (евреи всегда знали, где их «земля обетованная»). А само понятие «родина» не мыслится без каких-то особых прав на неё её народа! И это - неотъемлемая часть и признак национального самосознания. Для казаков такая исконная «земля обетованная» - это казачий Присуд, который во времена оны был не только на север от Азовского моря, но и на Волге, поскольку казаки Дона и Волги составляли единое политическое сообщество. 17-18 июля 1993 года в Москве прошёл Объединённый Верховный Круг Казачьих Войск России и Зарубежья, в результате которого столица донских казаков город Новочеркасск был провозглашён всемирной столицей казачества. Позднее в этой связи Виктор Мальцев написал:
«Все народы развалившегося СССР, независимо от того, вышли они из состава России или остались, освобождаясь от идейного пресса обанкротившейся КПСС, обратились к своим национальным истокам, традициям и культуре. В первую очередь отстроили свои столицы в национальном духе. И это правильно: Столица народа - это его лицо. У Казачьего Народа должен быть свой Дом. Разбросанный по всему миру народ просто обязан, вопреки амбициям атаманов и атаманчиков, вопреки разным трактовкам «что есть казаки», вопреки снобизму зарубежных «истинных хранителей» казачьих традиций, с трудом говорящих на русском языке, вопреки сопротивлению либералов во власти создать культурный, сакральный и культовый центр, создать свой казачий Священный город».
Будучи часто не согласен с тезисами Мальцева, которые он провозглашает в своих статьях, тут я с ним полностью солидарен. В октябре 1993 года профессор кафедры Отечественной истории новейшего времени (ЮФУ) В. П. Трут написал:
«Одной из основных проблем современного казачьего движения является, по нашему мнению, отсутствие чётко обозначенных жизненно важных для всех казаков перспективных целей, реальных программ их осуществления и, как следствие, его сравнительно узкая социальная база. И это не случайно, поскольку почти во всех существующих программных документах казачьих общественных организаций центральное место занимают не задачи всеобъемлющего возрождения и дальнейшего развития этнических черт казачества, его традиций и культуры, а воссоздание сословных институтов. Главное внимание сегодня уделяется не кардинальным вопросам восстановления существовавшего уровня этнического (национального) самосознания казачества, оживления его исторической памяти и всемерного стимулирования развития его этнических характеристик (то есть всего того комплекса этнических признаков, наличие которых убедительно бы свидетельствовало о существовании казачества как народа), а оформлению различных административных органов. В этой связи закономерно возникают следующие вопросы. Что же сегодня является для казачества более важным: возрождение утраченных этнических признаков, составлявших его основу как народа, или реанимация общественно-политических и исполнительных структур существовавшей сословной организации? Возможно ли в условиях современных жизненных реалий полное самовосстановление казачества как целостного этносоциального организма, включающего в себя как этнические признаки, так и элементы сословной организации? Окончательные ответы на эти вопросы может дать, безусловно, только сама жизнь. Но уже сейчас становится всё более очевидным, что общий крен большинства казачьих объединений в сторону дореволюционного структурирования имеет достаточно спорную историческую перспективу. К большому сожалению, большинство программных документов нынешних казачьих организаций не содержит в себе жизненно важных для будущего казачества теоретических положений и указаний перспективных направлений практической деятельности по возрождению и развитию этнических признаков казаков. А именно они (этнические признаки) определяли в прошлом и будут определять в будущем сущность казачества».
Но опять и В. П. Трут промолчал, и действующие казачьи лидеры и идеологи не обратили внимания на понятие «казачье самосознание». Ими было упущено главное: одной только «крови» для того, чтобы быть настоящим казаком, способным принести какую-то пользу Казачьему Народу, очень мало! Без казачьего самосознания кровь ровным счётом ничего не значит. Это как в математике: при некоторой цифре «крови» (количестве казачьих предков и, соответственно, проценте казачьих генов) умножение этой цифры на нулевое казачье самосознание в итоге даёт цифру 0! Влияние любой цифры, характеризующей концентрацию казачьей «крови», при таком арифметическом действии просто «обнуляется». Надеюсь, об этом будут помнить все те этнически настроенные поборники привлечения в свои ряды новых участников-казаков, которые сегодня смотрят лишь на наличие у них «правильных» предков. Казачьи организации 1990 годов по сути своей не имели преемственности от старой казачьей общины, не получили в наследство территориальную обособленность и правовую основу, закрепляющую юридически особенности казачьей жизни, как это было ранее. Ситуацию усугубило и массовое явление культурной ассимиляции, в ходе которой значительная часть потомков казаков или же полностью, или же частично утратила казачью самоидентификацию. Однако, как и до 1917 года, в отличие от русских, казаки всё ещё оставались чрезвычайно уверены в себе и одна из наиболее распространённых поговорок у них была:
«Слава Богу, что мы казаки!».
И этому есть определённые основания. Так, вопреки распространённому мнению, что казак должен быть обязательно полуграмотным и ездить на конях, среди них всегда имелась масса учёных, специалистов, журналистов, писателей. Но при этом, Воровсколесская неудача 1994 года (по организации своего местного самоуправления - атаманского правления) вскрыла важнейшую и труднопреодолимую проблему - в современной этнической казачьей среде наблюдалось практически полное отсутствие глубинного общинного самосознания, присущего казачьему сообществу в досоветский период. А без жёсткого стержня традиционализма и казачьего обычного права невозможно было заставить работать ни функции общественной активности, ни функции общественного контроля. Это было проявлением заложенного в 1917 году механизма расказачивания - культурной ассимиляции. Но при этом были, хотя и немногочисленные, примеры сопротивления культурной ассимиляции и забвению своих духовных корней. В этом русле в 1994 году на территории московского храма Всех Святых на Соколе была установлена памятная плита выданным в Лиенце в 1945 году и казнённым казачьим атаманам, включая фон Панвица. 1993 год можно назвать годом великого разочарования. Помимо разрастающегося раскола к казачьему движению начинают примыкать люди, далёкие от идей и духа казачества. Люди, которые увидели возможность лично обогатиться, либо использовать активное казачество, как политический трамплин для удовлетворения своих амбиций. Сами же казаки, так и не обретя духовного единства, не сформулировав конечную цель своего возрождения, а порой не имея и казачьего самосознания (кое кто называл себя «авангардом русского народа») продолжает дробиться на более мелкие общественные организации:
- «Союз казачьих формирований» (Верховный атаман Дёмин),
- «Союз казачьих офицеров» (Верховный атаман Смирнов-Живой) и десятки других карликовых структур со своими «Верховными атаманами».
То там, то там громкой публичной огласке предаются криминальные истории с участием казаков, либо лжеказаков. Если до 1993 года авторитет возрождающегося казачества держался на славном прошлом наших предков, полученном нами авансом, то современная история рождала своих героев, порой характеризующих казаков не с лучшей стороны. Казачество стало хорошей ширмой для различных авантюристов и мошенников. Раскол, криминализация, пьянство и неадекватные лидеры оттолкнули от возрождающегося народа интеллигенцию и здравомыслящую часть России, в том числе и многих нормальных, верных традициям и обычаям казаков. Но сегодня проблема казачьего самосознания стоит не менее, а, может, даже более остро, чем в начале 1990. В. Мальцев очень верно пишет:
«На Кубани появились даже молодёжные «казачьи общества» со своими «атаманами». До такого маразма даже коммунисты не додумались. Долуда (на момент написания этого текста Долуда был ещё кубанским реестровым атаманом и заместителем губернатора Краснодарского края - примечание автора) лихо докладывает губернатору Кондратьеву о том, сколько молодых «казаков» он подготовил для вступления в Росгвардию (даже не в армию, а в Росгвардию). Вершина идиотизма - «патриотическое воспитание». Казаки, которых государство практически уничтожило и ограбило до последней нитки; казаки, которых государство тридцать лет водит за нос с законом о реабилитации - на каждом углу трындят о патриотическом воспитании по защите этого самого государства. Себя бы защитили, дебилы».
Заканчивая эту статью, ещё раз хочу предупредить: болеющие душой за свой народ казаки просто обязаны учитывать, что наличие казачьих предков у возможного нового члена их общины или иного казачьего сообщества, при отсутствии у него казачьего самосознания - никоим образом не позволяет считать такого казачьего потомка полноценным этническим казаком. И такой новый участник вашей организации способен принести ей больше вреда, чем пользы. А вам это нужно, казаки?
Александр Дзиковицкий (данная статья является выражением личного мнения автора и не является общей позицией ВОЦ).