КОПАТЕЛЬ.

       Долина смерти у деревни Груздево.

       Смоленщина. Родина первого космонавта планеты Юрия Гагарина. Гагаринский район, бывший Гжатский. Он был полностью оккупирован фашистскими войсками в октябре сорок первого года. Эта частица центральной России, что на пути к Москве, в начале Великой Отечественной  войны перешла к врагу после тяжелейших боев. Но уже в декабре сорок первого, в результате контрнаступления Красной Армии, противник с боями начал отходить от столицы.

       Отходил, но не бежал. Немцы – это вояки лучшие в мире. А нам до победного мая сорок пятого было еще далеко. Свой рубеж обороны в районе Гжатска гитлеровцы громко назвали «линией фюрера». Этим фашистское командование хотело подчеркнуть,  что не отступит дальше на запад ни на шаг. С начала марта и по конец апреля здесь развернулись ожесточенные кровопролитные сражения.

       Что представляла собой эта пресловутая «линия»? Местность довольно лесистая, изобилует высотами, заболоченными низинами, заросшими речками и ручьями. Оборона врага состояла из целой сети опорных пунктов. Каждый опорный пункт оборонялся гарнизонами из 150 - 200 солдат и офицеров, вооруженных большим количеством автоматического оружия, минометами, пушками. Разветвленная сеть траншей и ходов. Опорные пункты опоясывали густые минные поля с несколькими рядами колючей проволоки и спирали Бруно. Вся местность была пристреляна пулеметчиками. Глубокий снежный покров дополнял картину неприступности немецких позиций.

       Наши подразделения были изрядно вымотаны зимним наступлением. В стрелковых полках не хватало личного состава. Не хватало танков, поддержки авиации, да и снарядов было недостаточно. Таким образом, пехота шла прямо на погибель – в лобовую атаку, по пояс в снегу. Наиболее ожесточенные бои развернулись в так называемой «долине смерти», у деревень Груздево, Сорокино, Чурилово, Долгинево, Медведки, Акатово и других. Наша стрелковые дивизии несли здесь колоссальные потери, продвигаясь порою вперед всего на несколько десятков метров в сутки. Например, в районе деревни с мирным «грибным» названием Груздево за один только день – 5 марта 1942 года – наша 352-я стрелковая дивизия потеряла убитыми 1 400 человек. А сколько пропало без вести! При взятии одного вражеского блиндажа погибало до сорока красноармейцев. Атаки следовали за атаками. И захлебывались.

       Стало ясно, что нахрапом организованно обороняющихся немцев не взять. Понеся огромные потери, истощив свои резервы войска Западного фронта в конце апреля 1942 года перешли к обороне. Пройдет еще год, прежде чем противник начнет отступать с «линии фюрера». Гжатск будет освобожден только в марте 1943 года. А что же мертвые? Мертвые, как говорится, сраму не имут, а вот живые. До сих пор не всех похоронили! Многие из красноармейцев так и остался лежать в воронках, на поверхности земли, «зарастая» дерном. И сегодня, спустя десятилетия, эти смоленские леса и поля напоминают одно огромное братское кладбище. Далее речь пойдет о поисковике из Первоуральска.

       Потомок Тараса Шевченко.

       - Наша фамилия относится к цеховым, то есть ее давали в старину по цеховому, ремесленному признаку. Корни -  шев, швеч, шевц или швец. Мои предки занимались портняжим делом в деревнях и селах Восточной Украины.

       Николай Шевченко, внешне «крепко сшитый» молодой человек, собеседник увлекательный и открытый, неутомимый искатель и собиратель старины, протягивает мне основательно составленный им рассказ о своем генеалогическом древе «Моя родословная».

       - Я коллекционирую, помимо всего прочего, все что так или иначе связано с именем моего однофамильца, великого кобзаря Тараса Григорьевича Шевченко. Вот, полюбуйтесь: значки, ему посвященные. Как соберу таких пару сотен – вот и готова еще одна моя музейная экспозиция.

       Николай Иванович с некоторых пор стал первоуральцем, а вообще-то он родом из Оренбуржья. Отец после армии подался на севера, вот так и оказался в Воркуте. В краю мерзлоты, севернее Полярного круга. На 67-й параллели. Там, где лабиринты шахт. Как поется у Высоцкого? «Но нас, благословенная Земля, прости за то, что роемся во чреве».  

       - У меня батя, Иван Ильич – Кавалер трех шахтерских степеней, Почетный работник угольной промышленности России. – не без гордости рассказывает Николай. – Я пошел по его стезе. Вместе работали на одном участке в шахте.

       Он был машинистом подземных установок, горноспасателем. Довелось не раз спускаться в преисподнюю, откуда дают стране угля. Участвовал в ликвидации пожара, затоплений на шахте, боролся со смертельно опасной загазованностью выработки.

       - Шахта глубокая была?

       - Да нет. 290 метров всего. Вот рядом – около километра. Мы давали энергетический уголь для ТЭЦ. Когда нашу шахту посчитали нерентабельной и закрыли, я переехал к вам, в Первоуральск.    

       - Так просто? Ткнул пальцем в точку на границе Европы-Азии и поехал?

       - Мой боевой товарищ, друг (мы вместе находились в составе миротворческих сил в Абхазии в 1997-98 году), родом из ваших краев. Он пригласил меня на свадьбу свидетелем. Я из Воркуты к вам примчался и уже здесь, в Первоуральске, во время всех этих свадебных дел, познакомился со своей будущей женой. Так завязалась моя ниточка с Уралом.  

       Экскурсия по домашнему музею.

       В беседе со мной  Николай не скрывал,(когда поинтересовался его политическими пристрастиями), что в лихие девяностые годы он был сторонником  РНЕ – Русского Национального Единства. Хотя черносотенцем не был никогда. Политикой, конечно, интересуется и сегодня. Но и своих, домашних хлопот хватает. Как и у всех. Строит дом. Семья. Но помимо этого он ежегодно уходит открывать мир прошлого, который находится буквально под нашими ногами. Уезжает в глухие места, заброшенные уральские деревни. Но «черным археологом» себя не считает.

       Приведу один документ. Однажды Шевченко получил благодарственное письмо лично от директора южно-уральского филиала института истории и археологии В. С. Мосина за «неоценимый вклад и содействие в открытии нового уникального памятника эпохи средневековья». Согласитесь, признание столь солидного ученого мужа, представляющего российскую академию наук, многого стоит. Когда Андрей вышел со своей находкой на челябинских археологов, те воскликнули: ребята, вам сказочно повезло! Вы же являетесь первооткрывателями могильника, вами найдены изделия людей, живших в этих местах в III – VII веках нашей эры. Копать нам теперь здесь, да копать. Работы хватит на десятилетия.

       - Был бы в Первоуральске городской историко-краеведческий музей, половину из найденного я отдал бы туда. Вот вам, посетители, молодежь, школьники, наглядный урок истории Подлинные экспонаты.

       Да и закон сегодня, откровенно говоря, не на стороне «честных копателей». Чиновники свыше никак не уймутся, как-бы огрести граждан в очередной раз, обложить их очередным налогом или штрафом. А ведь это наша земля, общенародная! Или нет? Николай живо приглашает меня на экскурсию по своему домашнему музею. В его первоуральской квартире, действительно, чего только не увидишь. В маленькой коробочке, например, острые наконечники стрел скифов и аланов. Вот коллекция старинных старообрядческих крестов. В Сажино, это рядом с нашим городом Первоуральском, возле Первомайки, бывший шахтер обнаружил россыпь старых монет. А это что за оружие? На стене висит японский  штык-нож арисака, который был найден Николаем в земле возле деревни Романовка, что на Чусовой. Однажды наметанным глазом поисковика он углядел в поле у Сылвы, в раздавленной трактором железке, редкую историческую вещь. Оказалось, что это военная каска образца 1917 года! Выпущено было таких экземпляров для царской армии мизерное количество.

       В его домашнем музее  есть и подборка  наград III рейха, а также союзников Германии во второй мировой войне. Советская каска мирно соседствует с пробитой минометным осколком вражеской, фашистской каской. Хвостовики от мин, стеклянная фляжка красноармейца с не разборчивой фамилией и другие предметы нехитрого фронтового быта, ракетницы, шрапнельный снаряд, наша «сорокапяточка», осколочные «рубашки» для гранат, немецкая «колотушка» с длиной ручкой и другое оружие, которое уже не стреляет и не взрывается. И слава Богу! О находках, связанных с Великой Отечественной войной, у нас с Николаем зашел отдельный разговор.     

       Прадед лежит в смоленской земле.

       Какая-то неведомая сила толкнула и заставила его однажды прийти в военно-патриотический клуб, а потом стать волонтером смоленской поисковой группы «Рейд». А в последние годы в Первоуральске, обычно в мае, он едет на свои кровные с Александром Демидовым, нашим бессменным руководителем первоуральской общественной организации «Пограничник» и городского поискового отряда. Едет на вахту Памяти в Псковскую область. Чтобы, переночевав в спальном мешке (по сути дела спят поисковики на могилах!), с первого же дня терпеливо бродить по лесам и полям с металлоискателем в одной руке и лопатой в другой. Уже который год у нас ведутся пространные разговоры о патриотическом воспитании и том, как научить молодежь родину любить. Эти ребята разговорам предпочитают действие.

       К примеру, труппа «Рейд», часть Всероссийского поискового отряда «Память», была организована в городе Гагарине Смоленской области летом 1990 года. За прошедшие годы поисковикам удалось найти и захоронить с воинскими почестями более 2-х тысяч красноармейцев, погибших, считавшихся пропавшими без вести. По «смертникам», обнаруженным солдатским медальонам, или именным предметам (например, котелкам или солдатским ложкам с фамилией хозяина) устанавливают имена. Силами этой поисковой группы подняты нескольких советских истребителей, сбитых в воздушных боях. Многие предметы, найденные в гжатских лесах на полях сражений, сегодня хранятся в музеях по всей России.

       - Почему я впервые стал копателем непосредственно в Гагаринском районе? Все просто. Там погиб, пропал без вести, мой прадед –  предвосхищает мой вопрос Николай. – Он был обычным рядовым. И, как и тысячи других, полег под беспощадным огнем противника. Лежит где-то там, в смоленской земле.

       Однажды он обратил внимание на снимок из фотоальбома своих родителей. На обороте пожелтевшей карточки рукой прадеда по отцу, Соловьева Якова Яковлевича, было написано: «На память родным. Ухожу на фронт. Не забывайте. 1941 год». С этого все и началось. Правнук направил запрос в центральный архив министерства обороны. Оттуда получил скупое сообщение: есть данные, зайдите в Интернет.

       - Так я узнал, что мой прадед, красноармеец-стрелок, погиб 12 марта 1942-го года у деревни Рыльково. Задался целью: не найти прадеда, так хотя бы успокоить останки его товарищей. Хотя бы некоторых разыскать, похоронить по-человечески. Отдать им честь!

       По зову души Шевченко вышел на поисковую группу. Приехал на вахту Памяти со своим лучшим другом Александром. И в первый же день ребята случайно нашли возле своей палатки останки двух бойцов. Это было просто удивительно!

       - А вдруг, Николай, один из них и был твоим прадедом?

       - Все может быть. Я считаю, все кого я находил, будь то смоленская земля или псковская, спаянны одной судьбой. Наши прадеды.

       Клаус Барбье и «диверсант» Иван Анохин.

       Поисковики – люди особые, неугомонные, увлеченные богатым на слезы и салюты военно-историческим прошлым России. Без громких слов о патриотизме и «модернизации страны» они делают свое дело. У них настоящее мужское братство, полная демократия. Из одного котелка хлебают и преподаватель в солидных очках, представляющий военно-исторический клуб, и худосочный студент, его единомышленник, и кряжистый славный потомок лихого казачества, и пытливый директор краеведческого музея.

       С одной стороны – проводник элитного поезда или военный летчик из столицы, с другой – сотрудник частной охранной фирмы или просто богатый спонсор, один из организаторов журнала «Военный коллекционер». Со всеми близок здешний седовласый дед, местный житель – он и на раскопках, и на отдыхе в палаточном лагере. Личность почти легендарная. Со следами осколков и шрамов. Он видел войну, пережил оккупацию. Почти полвека отдал этот ветеран поиску наших бойцов. И будет дальше копать, пока сам нет ляжет в родную землю Так велит ему долг перед погибшими.  

       Есть в смоленской поисковой группе матерый участник двух чеченских войн, снайпер. Есть свой Клаус Барбье (шутливое прозвище), наполовину немец, наполовину русский. Еще один – наполовину поляк. Словом, здесь полный Интернационал. А вот Иван Анохин – почти «кинозвезда», он снимался в известном фильме «Диверсант». Правда, в массовке. У Шевченко вообще немало друзей, которые снимаются в фильмах о войне, причем со своей униформой. Они с удовольствием участвуют в реконструкциях сражений, например, под Бородино.

       Приезжают на смоленскую вахту Памяти энтузиасты из разных уголков страны. Не охапки полевых цветов своим девушкам собирать едут. Не на пикник на природе под шашлычок. А увидеть воочию страшные лики смерти. На нелегкий физически, мужицкий и, прямо скажем, подвижнический труд. Проверять щупами каждую ямку. Копать вручную «блиндаж» - яму в три метра шириной и пять длиной, глубиной в два с половиной. И потом в этой грязной жиже, в глине, сладковатой от плоти, надо терпеливо искать, искать и перебирать руками человеческие косточки. Пальцы, зубы, ребра и даже ногти. Чтобы все прибрать, все схоронить по-человечески. Пока не подступит снизу вода. Правда, приезжают порой и такие горе-копатели, поверхностные, которые особо с останками не церемонятся.

       - Мы потом мешками после них кости собираем! – возмущается Николай.

       А порою бывает и так: можно очень стараться, но даже солдатской пуговицы не найти за целый рабочий день. Поисками воинов – соотечественников большинство из них занимается не ради славы. По велению души. На свой страх и риск. И, заметьте, за свои деньги. Местная администрация кое в чем, конечно, помогает. Например, берет на себя изготовление гробов для новых, массовых захоронений в братские могилы.

       - А министерство обороны? Оказывает поддержку вашему движению?

       -  Да ну! Там не до нас. Своих забот хватает. – констатирует Николай Шевченко.

       Поисковики ухаживают за памятниками красноармейцам. Кропотливо, по частям, собирают косточки тех, чья довоенная жизнь и солдатская судьба уместились теперь в скорбных  мешочках. Чтобы снова предать воинов земле, но прилюдно, в дни великого праздника Победы, в траурно-торжественной обстановке, под залпы оружейного салюта. Копать идут не только закаленные, крепкие мужики с туристскими навыками, ставшие уже чуть ли не профессиональными следопытами-археологами. Приезжают и старшеклассники. Здесь сегодняшние тинэйджеры быстрее взрослеют. Меняются в лицах. Какую-то грань внутри себя мальчишки перешагивают. Начинают вдруг осознавать, ради чего эти «люди из прошлого», почти их ровесники, шли на эти смоленские или псковские поля, ныне заросшие, чтобы здесь свои жизни отдать.

       Жить в палатках, возле натянутого лозунга «За мир в космосе и на земле!» - это для многих даже в кайф, своеобразный отдых вдали от повседневной суеты и шума городского. Приходится каждому кашеварить, дежурить и выполнять простой мушкетерский закон: один за всех и все за одного. В этих спартанских условиях быта, в этой товарищеской атмосфере тоже есть своя притягательность.

       Трава из каски.

       Какие факты, находки наводят на размышления, поражают? Ну, например. На сотню останков наших воинов ребята-поисковики находили и поднимали всего лишь несколько фрицев. То есть: педантичные немцы своих убитых не захороненными редко оставляли. Даже при отступлении. Часто наши красноармейцы не только не заполняли из-за суеверия медальоны со сведениями о себе, но нередко попросту скуривали эти драгоценные бумажки, забирая их у своих же, уже убитых. Однажды поисковики нашли останки воина с чужим медальоном. А истинный владелец этого «смертника», на поверку, оказался живым. Давно на пенсии.

       На голом поле ребята уже подняли почти все «железо». И зацепились за каску. Начали копать. Боец лежал в авиационной воронке. По костям определили – он очень молод. Лет девятнадцать, наверное. Каска ему была явно велика. Должен быть размер «единица», а у него –«три».

       - Тонкий осколочек такой, как иголка, был найден нами внутри черепа этого погибшего паренька. То ли он через глаз попал, то ли в рот вошел. А каска-то – целехонька. -  вспоминает детали Николай. - Я еще тогда задумался, представил: вот лежал этот солдатик наш безымянный, десятилетиями здесь лежал. В любую непогоду, посреди этого поля. Всеми забытый и никому не нужный. Ни жетона, ничего существенного рядом мы так и не нашли. Грустно, нехорошо мне стало на душе.

       Печальная арифметика. Неподалеку, на другом смоленском поле, уже в наше время захоронено 1 442 безымянных солдата и сержанта. Если знать, что при коварном нападении самураев на базу Перл-Харбор погибло 2 тысячи американцев, что считается у них общенациональной трагедией (и каждый из погибших назван поименно!) – становится как-то не по себе. Какая колоссальная жатва смерти только здесь, на этом небольшом участке смоленской земли. Печально, но факт. А ведь тысячи таких полей по всей России еще наберется! Вот останки двух бойцов. Одного смерть ударила в живот. Он лежит, скорчившись. Второму осколок попал в голову. Черепная коробка отдельно. Тут же солдатский котелок, лопатка, противогаз и две ручных гранаты. Оружия и сапог не было. Возможно, кто-то подобрал после боя.

       - Как вы считаете останки погибших?

       - В основном, по тазобедренным костям. По черепам не считаем. Потому что головы погибших часто раздроблены. А ноги есть ноги. Если, допустим, в одной яме нашли останки пятерых бойцов, в один мешок их и складываем. Нумеруем и хороним в одном ящике. Порою, невозможно определить, это свой или нет. Да пускай хоть немец, венгр, латыш! Хороним каждого, по-человечески. Пусть лежит вместе со всеми. У смерти национальности нет.

       - А как у вас с техникой безопасности?

       - Если подходить с умом, подрывов не будет. Обкапываем аккуратно. Вот местные жители рискуют, когда из найденных на полях сражений снарядов вырубают мед, на сдачу.

       Шок – это по-нашему! Природа неудержимо берет свое. Из ржавых солдатских касок безудержно прорастают сегодня через все пробоины зеленые волосы трав. Полегшая здесь пехота давно стала груздями и сыроежками. По некогда минным полям бродят-аукаются беспечные местные или приезжие грибники. Не обращая на них внимания, не торопятся уходить отсюда эти молодые люди с лопатами и странными штуками, которыми они внимательно слушают матушку-землю, как доктор больного. Так ими самими решено: искать! Сменяются поколения, но войне никак не уйти из сердца прочь до тех самых пор, пока наши ребята-поисковики не поднимут самого-самого последнего, еще не погребенного воина, всеми давно оплаканного и позабытого.

 НИЧТО НЕ ЗАБЫТО, НИКТО НЕ ЗАБЫТ.

Виктор Губачев.