ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 32. ЧАСТЬ 6.

       Глава 32. ТОННЕЛИ. ЧАСТЬ 6.

       Дома ему стало совсем худо. Положив руку на лоб сына, Наталья Николаевна обнаружила, что тот весь горит. Температура поднялась до сорока, затем начался бред. Бред сводился к одной фразе:

       «Лена, не уезжай!».

       Пришлось вызывать «Скорую». Диме сделали укол, после чего он заснул и проспал до утра. Наутро он встал здоровым, но очень грустным, и начал бесцельно слоняться из угла в угол.

       - Хватит дурью маяться! - рассердилась, наконец, Наталья Николаевна. - Или ты начнешь заниматься, или про Лену забудь. Будет она тебя ждать из армии, как же! Зачем ей такой размазня?

       Эти слова возымели действие, и Дима сел за учебники. Лена ему расписала задания на каждый день - оставалось только их неукоснительно выполнять. Теперь, когда между ним и поездкой на море осталась только одна преграда - вступительные экзамены - Дима с удвоенной энергией принялся ее преодолевать. Он стал заниматься с раннего утра до поздней ночи, забыв про прогулки и телевизор. Да и какие прогулки без Лены - что в них хорошего? Каждый вечер он звонил ей в Москву. Чтобы мама сильно не ругалась, он отдал ей половину своих подарочных денег, которые собирал много лет. Посмеиваясь, Наталья Николаевна припрятала их до лучших времен. Может, ему же еще и пригодятся. Математика была написана на четверку, оставались физика и диктант. Диктанта Дима не боялся. За два месяца непрерывного писания под Ленину диктовку он почти перестал делать ошибки. А вот физика внушала ему тихий ужас. Повторять ее Дима начал с оптики, как и велела Лена. И сразу наткнулся на непонятные задачи. В «Репетиторе», который она ему оставила, они были решены и даже с подробным объяснением - но ему все равно было непонятно. Чтобы разобраться, следовало хорошенько углубиться в теорию, но Диме этого делать не хотелось. И потому он долго сидел, тупо глядя в задачник, пока не надумал позвонить Саше Оленину. Саша тоже поступал в Политех, но только на другой факультет, где был самый маленький конкурс.

       - Санек, ты педришь в задачах про линзы с зеркалами? - спросил он приятеля. - Я читаю-читаю и ни фига не врубаюсь.

       - Я и без зеркал не педрю, - признался Саша. - А чего ты Ленку не спросишь? Лучшего объясняльщика я не знаю.

       - Так она же уехала.

       - Как уехала? Оставила тебя и уехала? Как же она могла?

       - Да, представь себе. Ее мамаше срочно понадобилось выступать на каком-то совещании и Лену показать публике, как редкостный экземпляр. Я так ее умолял, но она все равно уехала. И вот теперь даже спросить не у кого.

       - А ты позвони Маринке. Она не хуже Ленки в этих задачах разбирается. Помню, она одну такую объясняла у доски, так даже я понял.

       - А удобно? Она же меня до сих пор любит по страшному. Может, не стоит ее тревожить?

       - Наоборот! Сделай девушке приятное. Я вон всем, кто меня любит, делаю приятное. Они, знаешь, как бывают счастливы даже после невинной прогулки. А уж если поцелую, так вообще тают, как эскимо.

       - Ладно, попробую.

       Дима не без трепета набрал Маринкин телефон. Но когда он услышал, с какой радостью та согласилась ему помочь, у него даже потеплело на душе.

       - Может для нее видеть меня такое же счастье, как для меня Лену? - подумал он. - Пусть порадуется. В конце концов - ну, не убудет же меня. И ей хорошо, и мне польза.

       - Можно мне к тебе? - спросил он. - Я ненадолго.

       - Нет, Дима, тебе ко мне нельзя. Папа дома, понимаешь. Он может что угодно устроить. Оскорбить тебя может. А если я к тебе? Это тоже неудобно?

       - Почему? Очень даже удобно. Когда придешь?

       - А Наталья Николаевна?

       - А причем здесь Наталья Николаевна? Она в мои дела не вмешивается. И к тому же, ее дома нет. Приходи сейчас.

       - Бегу!

       Только он положил трубку, как позвонил Саша.

       - Договорился с Маринкой?

       - Договорился. Она сейчас придет. А что?

       - Слушай, можно и я с вами порешаю? Вы же без интима будете, как я понимаю. Не помешаю?

       - Да, конечно, какой интим! Приходи, только побыстрее. Втроем даже веселее. Можем и потом вместе готовиться. Я сам, когда объясняю кому-то, лучше запоминаю.

       С тех пор все дни, оставшиеся до экзамена, они собирались по утрам у Димы и готовились втроем. Убедившись, что на глубокое повторение физики времени не хватит, Маринка заставила их выучить все по верхам.

       - Самое главное, - внушала она им, - чтобы вы ответили на каждый вопрос хоть что-нибудь, иначе вам не набрать нужных баллов.

       И она гоняла их по основным законам и формулам, уже не вдаваясь в свойства всяких там полупроводников и фотоэлементов. Пусть хоть знают, что это такое. В последний день перед экзаменом Саша ушел в полдень, а Маринка немного задержалась - объясняла Диме ядерные реакции. Он никак не мог запомнить обозначения элементарных частиц, и потому до него туго доходили правила смещения. Чтобы они дошли, надо было сначала добросовестно врубиться в теорию атомной физики. Но Диме это делать не хотелось. Намного проще глотать, когда тебе разжевывают. Наконец, у него наступило просветление, и он самостоятельно написал три реакции. И даже понял, чем отличаются экзотермические реакции от эндотермических. Тогда и Маринке пришло время уходить.

       - Спасибо, Мариночка, - сказал он на прощание. - Без тебя я бы не справился. Просто не знаю, как тебя благодарить.

       - Поцелуй меня, - опустив глаза, попросила Маринка и зарделась. - Поцелуй, как тогда, помнишь?

       - Может, не надо, солнышко? - растерялся Дима. - Тебе же потом будет еще тяжелее.

       - Поцелуй. Ну что тебе, трудно?

       Он наклонился и бережно поцеловал ее приоткрытые губы. И тогда она вдруг обняла его за шею, прижалась к нему всем телом и застонала. А потом отпрянула и, не поднимая глаз, убежала. Дима скоро забыл об этом. Ведь, даже целуя Маринку, он думал о Лене. Первые дни после ее отъезда он смертельно скучал, потом как-то привык, что ее нет рядом - остались только тоска и тупая боль в груди. Очень трудно было по вечерам. Перед сном он звонил ей и, разговаривая, смотрел на ее фотографию, а после этого долго не мог уснуть. Физику Дима написал на тройку, а Саша - на четверку. Правда, варианты на Сашином факультете были раза в два легче, чем у Димы. Когда Саша рассказал, что ему попалось, то Дима даже позавидовал.

       - Если бы мне это досталось, - уверенно заявил он, - так я бы и пятерню отхватил.

       Диктант Дима написал на четверку - сказались Ленины диктовки. Саша с Маринкой тоже не подкачали. И когда тридцатого июля все трое увидели свои фамилии в списках зачисленных, их радости не было предела. Обняв Диму и Маринку за плечи, Саша повел их в кафе, где его уже поджидала Ирочка. Там они вчетвером просадили уйму денег, выпив за поступление. И основательно закусили всякими вкусностями. Ирочка со своей золотой медалью поступила в медицинский институт, чем очень гордилась. Всю зиму она занималась с репетиторами оттуда, поэтому в ее поступлении можно было не сомневаться. Собственно, ей достаточно было сдать на пятерку одну химию, но добросовестная Ирочка готовилась по всем предметам. Мало ли что!

       - Когда Ленка приезжает? - спросил Саша приятеля перед тем, как они расстались.

       - Второго или третьего августа.

       - А путевки в лагерь у вас уже есть?

       - Да, я купил вчера в профкоме. А ты?

       - Я тоже купил. На себя и на Ирку. Слушай, Димка, поехали завтра. Займем лучшие палатки. Все там узнаем, где и что. Немного поработаем до приезда основной массы студентов, зато директор обещает бесплатную жратву. Ленка приедет со всеми, а ты ее ждешь в палатке с видом на море. А то попадется какая-нибудь возле туалета или кухни - нанюхаетесь таких амбре! Весь кайф будет испорчен.

       - Не знаю, - задумался Дима. - Я по ней безумно соскучился. Хотел ехать вместе.

       - Ну что один-два дня изменят? Больше ждал. Поехали! И я тебе там все организую - помнишь наш разговор? Это надо обязательно сделать. Иначе можешь сам опозориться и ее напугать - вот посмотришь! Я же тебе, как друг, советую.

       - Ладно, я ей вечером позвоню. Действительно, насчет палатки ты прав. Хорошо бы, чтоб она была в тени и в красивом месте. Если Лена согласится - едем.

       Лена очень удивилась неожиданному Диминому предложению ехать на море врозь, но, подумав, согласилась. Встретиться после столь долгой разлуки на море - это так романтично! И от места, где будет стоять их палатка, тоже многое зависит.

       - Езжай, Димочка! - сказала она. - А тебе дам телеграмму, когда меня встречать.

       - Езжай, Димочка! - подумал Гена, снимая наушники. - Я тебе тоже все организую. Вы у меня надолго запомните это море.

       Гена сам поставил «жука» Диме на сумку, когда тот, бросив ее со всеми вместе в коридоре, писал диктант. Ведь в аудиторию, где сдавали экзамен, заходить с сумками не разрешалось. Вот и сваливали их абитуриенты в кучу под дверью, нимало не задумываясь, что сумки могут обыскать или приделать им ноги. Гена спокойно вытащил из общей кучи Димину сумку, сделал все, что надо, и швырнул обратно. Никто и внимания не обратил. И подслушивать телефонные разговоры оказалось совсем нетрудно. Знакомый с радиорынка, которому Гена наврал про доставший его рэкет, за сравнительно небольшие деньги все сделал. Гена даже поразился простоте столь важного устройства. И теперь все их объяснения в любви он прослушивал в любое время. С зубовным скрежетом. Выяснив срок отъезда обоих негодяев на море, Гена сел в один с ними поезд, но естественно, в другой вагон. Билета он не брал - дал на лапу проводнице, и она его впустила, правда, без спального места. Но это его не огорчило. Дело великое - поспать одну ночь, сидя. Теперь нужно было выяснить главное: удастся Оленю осуществить его своднический план или нет. А если удастся, то, когда и с кем. И с усердием добросовестной ищейки Гена принялся следить за сводником.

       Сделать это было не трудно. Сам лагерь располагался на горе очень близко от станции. Под горой рядом со станцией был небольшой поселок. В одном из домов Гена остановился, заплатив хозяевам за неделю вперед. Территория лагеря обросла кустарником, оплетенным какими-то ползучими растениями - в нем так хорошо было прятаться. Правда, выбирался Гена оттуда весь исцарапанный, но он этого даже не замечал. Как Саша и рассчитывал, им была предоставлена возможность выбрать себе лучшие палатки, за что они целый день разгружали какие-то коробки и мебель. Палатки были хорошие, добротные, с деревянным полом и навесом. Дима выбрал себе палатку на отшибе под большой чинарой рядом с огромной клумбой калл, похожих на языки пламени. Над клумбой постоянно кружили дивной красоты бабочки. Диме удалось поймать одну из них. Не дыша, он приблизил два пальца к ее сомкнутым крылышкам и быстро соединил. Снаружи крылышки оказались жемчужно-голубыми, а изнутри красновато-коричневыми со сложным, изумительно красивым узором. Чем-то она напомнила ему Лену - своей беззащитной красотой, что ли? Впрочем, все прекрасное, что ему доводилось видеть, напоминало ему Лену. Внутри палатки имелись две деревянные кровати, две тумбочки, небольшой столик и две табуретки. Поминутно выглядывая, Дима быстро сдвинул кровати и плотно задвинул змейку. За этим занятием и застал его Саша. Со словами «идем, чего скажу» - он подтащил его поближе к кустам.

       - Димка, я договорился. Хочешь сегодня, хочешь завтра. Девка - что надо! Губастая, грудастая, а чемодан - во! И имя подходящее - Маша Быкова. Она посудомойкой работает, здешняя. Что скажешь?

       - Ладно, шепни ей - завтра после завтрака. Когда все будут на море. А что я ей буду должен? Она же, наверно, не за просто так?

       - Да ничего не должен. Говорит: если парень хороший, то и за так согласна. Здесь мало хороших парней - одни чучмеки.

       Через час Гена, примчавшись на почту, отправил телеграмму следующего содержания:

       «Лена выезжай сегодня 652 встречу Дима».

       Получив ее, Лена сначала удивилась, но потом подумала, что у Димы кончилось последнее терпение. И засобиралась на вокзал, откуда они с Ольгой только что прибыли. Даже не поела, как следует. Билетов на этот поезд не было, но ей удалось уговорить проводницу взять ее в свое купе. Когда та узнала о телеграмме, то посочувствовала влюбленным, не видевшимся целый месяц, и разрешила. Всего-то и ехать одну ночь, а утром уже там.

       - Поезд приходит в девять тридцать - лихорадочно соображал Гена. - Подниматься сюда от станции минут пятнадцать. Значит, надо, чтобы свидание началось около десяти. Надо подстраховаться.

       Он перехватил Машу уже в поселке, когда та возвращалась с работы, и, показав ей сто долларов, предложил:

       «Мне известно, что у тебя завтра свидание с одним парнем. Если начнешь его в такое-то время, эта зелень твоя».

       Маша была ленива и не любопытна. Когда начинать, ей было абсолютно все равно. Зато стодолларовая купюра была так привлекательна, что она, не раздумывая, согласилась. И ловушка, тщательно подготовленная Геной, захлопнулась. Ровно без четверти десять Дима, убедившись, что его никто не видит, на полусогнутых, с колотившимся сердцем, проник в свою палатку и тщательно задвинул змейку. Маша без ничего лежала на кровати и весело на него поглядывала. Диме мучительно захотелось повернуться и сбежать, но она поймала его за руку и потянула к себе.

       - Ну чего ты? - сказала она со смешком. - Испугался? Мальчик, да? Влезай, тебе понравится.

       И Дима полез. Как и любой бы на его месте. А что ему оставалось делать? В это самое время Лена с двумя студентами, приехавшими вместе с ней, поднималась по тропинке, ведущей в лагерь. Дима почему-то ее не встретил, но это Лену не смутило. Мало ли что - может, он чем-то занят. Когда она, озираясь, зашла на территорию лагеря, перед ней внезапно, как черт из табакерки, выскочил Гена. Он схватил ее за руку и куда-то потащил.

       - Откуда ты здесь взялся? - изумилась девушка. - И куда ты меня тащишь? Отпусти сейчас же!

       - Послушай, Лена, - торопливо заговорил Гена. - Пойдем со мной, не бойся. Это недалеко, вон к той палатке. Я тебе что-то покажу.

       - Никуда я с тобой не пойду! - уперлась Лена. - Опять какую-то гадость задумал? Знаю я тебя!

       - Даю честное слово - я тебя прошу в последний раз. Что-то покажу и исчезну. Тебе будет очень-очень интересно, вот увидишь! Это тебя напрямую касается.

       Он подтащил ее к палатке под большой чинарой и рукой с зажатой в ней финкой сделал два коротких взмаха. Вырезанный лоскут парусины мягко упал внутрь палатки, образовав большое отверстие в форме равнобедренного треугольника. И Лена увидела. Ее толстое колено. Растянутые мокрые губы. И его искаженное лицо. Мутная тошнота подступила к горлу Лены. Замерев от ужаса, она глядела на них, не мигая. Так вот значит, как это бывает! И с ней бы он также? Нет, нет, ни за что на свете, никогда! Дима посмотрел на нее невидящим взглядом и отвернулся. Через некоторое время он снова повернул голову на свет, и только тогда его взгляд прояснился. Он увидел ее.

       - Нет! - закричал он в ужасе. - Лена, не надо, не смотри! Это неправда, неправда.

       Но Лена уже не слышала его. Раскинув руки, не разбирая дороги, она, как птица, понеслась прочь. Разрывающая душу боль терзала ее. Это любовь рвалась оттуда и, вылетая, кровавыми клочьями повисала на ветвях деревьев. И скоро на ее месте осталась одна огромная кровоточащая рана. В багровом тумане, ничего не видя перед собой, она летела все вниз и вниз. И вероятно ее Ангел-хранитель носился в те мгновения над нею, иначе она обязательно зацепилась бы за корни растений, пересекавшие тропинку, и покатившись с крутизны, сломала бы себе шею. Но она не споткнулась ни разу. Внезапно высокий крест с раскинутыми горизонтально руками вырос у нее на пути. Она ударилась о него и отскочила.

       - Чего ты теперь хочешь? - загрохотал крест громовым голосом, эхом, прокатившимся по горам.

       - Я хочу, - в отчаянии закричала она, - я хочу, чтобы тебя не было!

       Ведь он стоял прямо у нее на пути, мешая ей бежать. И его не стало. А она понеслась дальше и скоро очутилась внизу. Прямо по рельсам, ничего не соображая, она побежала на станцию. Из черного жерла тоннеля весь в дыму и пламени с грохотом вылетел поезд. Он подхватил ее и унес в своем чреве неведомо куда. Гена долго стоял, оглушенный ее словами. Она хочет, чтобы его не было - вот, чего она хочет. Ее желания для него всегда были законом. Он всю жизнь стремился выполнять все ее желания и это выполнит тоже. Она хочет, чтобы его не было - и его не станет. Гена понимал, что совершил величайшую подлость. И ни капли не жалел о содеянном. Она не будет с этим подонком - вот что главное! Он понял это сразу, как только взглянул на ее лицо там, у палатки. Он выполнил обещание себе и Маринке - и дальше жить было незачем. Своим поступком он заслужил презрение всего мира. Никто во всем мире не пожалеет о нем, разве только мама Света. Но у нее есть близнецы и Алексей - она быстро утешится. Им даже будет лучше, если его не станет. Снова сдадут квартиру жильцам, и деньги появятся. Жить, ощущая всеобщую ненависть и в первую очередь той, что была для него смыслом жизни - нет-нет, это гадко, это отвратительно.

       - Хорошо, дорогая! - сказал он вслух. - Все будет, как ты хочешь.

       И круто повернувшись, побежал к морю. Быстро разделся, и уже не думая, что делает, достал из кармана рубашки авторучку с листком бумаги. Он написал несколько слов и сунул все это в кусты. А потом бросился в море и поплыл. Он плыл долго, очень долго - больше часа. Небольшое облачко на горизонте превратилось в огромную темную тучу, закрывшую собой все небо. Поднялся ветер, и высокие волны стали мешать ему плыть дальше. Наконец, он выбился из сил. В последний раз взглянул на небо, сделал глубокий вдох, затем выдох, глотнул побольше воды и погрузился с головой. Он надеялся, что быстро утонет - ведь ему совсем не хотелось жить. Но, не тут-то было! Его пробкой выбросило на поверхность. Стараясь не дышать, он снова погрузился в темную воду, но его опять выбросило наверх. Так несколько раз он погружался и всплывал, пока до тошноты не наглотался горько-соленой воды. Легкие раздирала острая боль, шумело в ушах, слезы вперемежку с водяными брызгами заливали глаза. Его молодое сильное тело никак не хотело умирать. И когда он почти перестал соображать, оно взяло дело спасения в свои руки и стало вправлять ему мозги.

       Вынырнув в очередной раз, Гена открыл глаза, огляделся и ужаснулся увиденному. Что он здесь делает, один, среди этих чудовищных волн? Он должен быть сейчас дома с любящими его мамой, близнецами и Алексеем. В своей теплой и уютной квартире, а не в этой ледяной воде. Как он мог так поступить с собой? Со своей единственной жизнью! Только из-за того, что какая-то девушка с синими глазами велела ему не быть. Да кто ей дал право? Ему подарила жизнь мама Света, а отобрать ее может только бог, только он один! Так думал теперь Гена, барахтаясь меж высоченных волн. Он больше не был человеком Лены - он стал человеком Жизни. Только ей одной он был готов поклоняться до конца дней своих, только ей одной!

       Теперь Лена внушала ему ужас, ассоциируясь с испытываемой им болью, холодом и тянущей вниз бездной. На свою беду, он встретил ее - на свою погибель. Ведь это Лена обрекла его на страдания, захотела его смерти - за то, что он до смерти любил ее. Да отныне он будет обходить ее за три версты! Совсем иначе он смотрел сейчас на содеянное им. Да, он сотворил подлость, и она прекрасна. Потому что подлость - это тоже часть Жизни, а прекрасней Жизни нет ничего. Все прекрасно, что есть Жизнь, и хорошее, и плохое - все! Когда он спасется, а он в этом не сомневался - он будет любить Жизнь во всех ее проявлениях. Он будет целовать песок, на который упадет. Полный рот песка - как это чудесно! Он будет целовать деревья и траву. Девушки! О, как он их будет любить - всех вместе и каждую в отдельности. Ни одной не будет отказа. И чего он привязался к этой Лене с ее Димой? Да пусть она будет с ним, ради бога, если им так хочется! Разве мало других девушек?

       Он вспомнил Настеньку Селезневу - как она всегда восхищенно трогала его мускулы на уроках физкультуры. О, Настенька, только бы мне выбраться отсюда - будет все, как ты пожелаешь. Но где же берег? Он быстро завертел головой, пытаясь определить, в какую сторону плыть. Но за высокими волнами ничего не было видно. Скоро Гена почувствовал, что стал слабеть.

       - Главное, продержаться на воде, - думал он, - надо дождаться, когда волны утихнут. Может, тогда станет виден берег. Или выглянет солнце, и я смогу определиться, куда плыть.

       Он попробовал лечь на спину, чтобы немного отдохнуть, но из этого ничего не вышло. Волны вертели его, как хотели. Он наглотался воды, и его стало тянуть вниз. Резкая боль свела икру правой ноги. Судорога! Он попробовал потереть ногу и сразу погрузился с головой. Вынырнув, он с трудом откашлялся и вновь взглянул на небо. И смертный страх проник ему в душу. Огромный черный столб, сужающийся книзу, спускался с неба прямо над ним. Смерч!

       - Это конец! - мелькнула мысль.

       И вся его короткая жизнь понеслась перед ним от этих последних мгновений назад к далекому детству. Скоро он снова стал маленьким мальчиком, которого обидели жестокие люди и которому было очень страшно.

       - Мама! - закричал он и заплакал. - Возьми меня! Мамочка, я боюсь!

       Но мама была далеко и не услышала сына. Грохот волн и вой ветра заглушили слабый вопль маленького человека в широком бушующем море. Чудовищная боль раздирала ему грудь, тело сотрясал мучительный озноб. Перед его угасающим взором вращались огненные круги, раскалывались миры, вспыхивали и гасли тысячи солнц. Он уже не был человеком - он превратился в существо о четырех конечностях с хоботом, все тянувшимся и тянувшимся вверх за очередным глотком сладкого воздуха. Но с каждым разом глоток был все меньше и меньше. Наконец, высокая волна накрыла его, прервав доступ живительного газа, и существо с раскинутыми конечностями стало медленно опускаться в морскую пучину. А Гена в это время с немыслимой скоростью летел по длинному-длинному тоннелю навстречу незнакомому свету. И когда он достиг края тоннеля и вылетел в тот свет, на этом свете Гены Гнилицкого не стало.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Ирина Касаткина.