ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 31. ЧАСТЬ 3.

       Глава 31. ТРЕТЬЯ ЧЕТВЕРТЬ. ЧАСТЬ 3.

       Март близился к концу, почки на сирени уже начали раскрываться, и солнышко временами грело почти по-летнему. Они успешно по сдавали все зачеты и, придя к ней домой, предались заслуженному безделью. Дима возился на кухне, а Лена включила музыку - свою любимую «Историю любви», легла на ковер и приняла свою любимую позу - животиком вниз и подперев голову руками. Когда он зашел в ее комнату, она, покачивая ногой в такт музыке, послала ему воздушный поцелуй. И ему немедленно захотелось вернуть его обратно. Но уже не по воздуху. Дима сел рядом и наклонился к ней. Но едва его губы коснулись ее губ, у него напрочь отказали тормоза. Он, что называется, слетел с катушек и покатился под откос. Лена не успела опомниться, как уже лежала на спинке, и его руки совершали вполне целенаправленные действия. Вот расстегнута змейка на ее джинсах, вот его горячая ладонь пробралась под лифчик и легла ей на грудь. Лена запылала. Ей показалось, что ее бросили в костер - в самую середину. Загорелась каждая клеточка ее тела - от пяток до корней волос. Но одновременно все, что в ней было девичьего, все ее целомудрие восстало, воспротивилось этому недозволенному вторжению.

       - Димочка, не надо! - взмолилась она. - Нет! Пожалуйста, остановись!

       - Не могу, - сдавленно произнес он и запечатал ей рот поцелуем.

       И вдруг с ужасом увидел, как из уголка ее глаза выкатилась крупная слеза и медленно поползла по виску к уху. Он мгновенно отпустил ее и вскочил.

       - Не надо! - горько выкрикнул он. - Опять не надо!

       И опрометью бросился из комнаты.

       - Димочка, не уходи! - закричала Лена. - Умоляю, вернись!

       Но он не слышал ее. Выскочил из квартиры, слетел с лестницы и выбежал из парадного. Кинувшись к окну, Лена увидела, как он пронесся через двор и скрылся за воротами.

       - Не надо! - вспомнила она его слова. - Опять не надо. Значит, у него уже так было. Наверняка, с Мариной. Как и я, она не смогла решиться. И он ее бросил. И теперь, наверно, бросит меня тоже. Как я буду жить без него? Как я теперь ее понимаю! Боже мой, что я наделала!

       Она закрыла лицо руками и горько заплакала. И сейчас же в прихожей загремел звонок.

       - Вернулся! - обрадовалась Лена и бросилась открывать.

       Но едва она повернула колесико замка, как дверь распахнулась, сильно толкнув ее, и в прихожую ворвался разъяренный Гена. Он захлопнул дверь, схватил ее за руку, затащил в комнату, бросил на ковер и своей широкой ладонью буквально припечатал к нему.

       - Что здесь произошло? - вскричал он, нависая над ней. - Что он с тобой сделал, этот скот? Говори! Почему ты плакала?

       - Не твое дело! - возмутилась Лена, пытаясь подняться. - Отпусти меня сейчас же! Что ты себе позволяешь!

       - Говори! - повторил он и придавил ее к полу второй рукой.

       Освободиться от них не было никакой возможности. Как будто на нее наступил слон.

       - Пусти меня! Ничего он мне не сделал.

       - А вот это я сейчас проверю!

       И он с силой рванул блузку на ее груди. Пуговицы горохом посыпались на ковер.

       - Не смей!

       Ее взгляд стальным клинком уперся ему в лицо. Его губы ощутили лишь узкую полоску втянутых губ.

       - Не смей, - тихо повторила она, вложив в эти слова все свое презрение.

       - А если посмею?

       - Не посмеешь!

       - А если посмею?

       - Не посмеешь! А если посмеешь, пожалеешь. Очень сильно пожалеешь!

       - Грузинка! - с ненавистью подумал он, отпуская ее.

       Ему не нужно было ее тело. Что там того тела - одна кожа да кости. Ему нужна была ее душа. Ее любовь. Она села, придерживая блузку на груди, и свободной рукой принялась собирать застрявшие между ворсинок пуговицы. Присев, он стал ей помогать. В дверь опять позвонили.

       - Открой, - сказала она, не глядя на него. - Если это Юра, скажи, у меня голова болит. Пусть завтра приходит. И захлопни дверь с обратной стороны.

       Гена открыл, и в прихожую ворвался Дима. Убежав от нее без памяти, он пришел в себя только возле своего дома - и ужаснулся содеянному. Что он наделал! Как он мог - ведь он дал себе слово! Она же девочка - он напугал ее до смерти. Даже заплакала! Неужели он потерял ее навсегда? Вдруг он вспомнил: она что-то кричала ему вслед.

       «Димочка, вернись!» - вот что она кричала.

       Димочка! Значит, она все еще любит его, идиота. Просила, умоляла вернуться. А он бросил ее в такую минуту. Вот болван! И круто повернувшись, он понесся назад. Увидев открывшего ему дверь Гену, Дима обомлел. Что он здесь делает - этот «друг детства»? Тоже явился ее утешать? Зачем Лена его впустила?

       - Что ты здесь делаешь, сволочь? - закричал он. - Когда ты оставишь ее в покое? Чего тебе нужно от нее?

       - Того же - сквозь зубы процедил Гена. - Того же, что и тебе.

       Он внутренне собрался и принял боевую стойку.

       - Ах ты, сволочь!

       Вне себя от ярости Дима кинулся на него. Но его подбородок мгновенно напоролся на встречный мощный удар Гениного кулака. Получив удвоенный импульс, Димина голова откинулась назад и врезалась затылком в зеркало, висевшее на стене прихожей. Со звоном посыпались осколки. Но падая, Дима успел схватить Гену за ногу и с силой рванул на себя. Чтобы удержать равновесие, Гена ухватился за вешалку, и та опрокинулась, накрыв их пальто и куртками. В полуторачасовом перерыве между последней лекцией и заседанием кафедры Ольга решила сбегать домой перекусить. Повернула ключ в замке, но дверь почему-то не открывалась. Что-то держало ее изнутри, и из прихожей слышались какие-то странные звуки - как будто там с проклятиями тягали тяжелые мешки. Наконец дверь поддалась, и ей удалось протиснуться внутрь. Картина, которую она увидела, надолго врезалась ей в память. На полу под вешалкой, накрытые верхней одеждой, сопя и пыхтя, мутузили друг друга соперники - Гена и Дима. На стене висело то, что осталось от большого овального зеркала, купленного совсем недавно. А у стены прихожей с растрепанным видом стояла ее дочь и, прикрыв рукой рот, взирала на происходящее расширенными от ужаса глазами.

       - Прекратить! - скомандовала Ольга, пытаясь поднять вешалку. - Встать! Марш в комнату! Елена, помоги мне.

       Красные Гена и Дима медленно встали. Гена хотел руками собрать осколки, но Ольга не позволила.

       - Я сказала: марш в комнату! Без тебя управимся.

       Соперники прошли в гостиную и сели по разным углам. Следом вошли Ольга с Леной. Некоторое время Ольга молча смотрела на них. Хороши! Как два разъяренных петуха - все перья дыбом. Дима держится рукой за затылок, на пальцах кровь. Значит, это им он разбил зеркало.

       - Елена, принеси вату, перекись водорода, бактерицидный лейкопластырь и йод. И ножницы, - велела она дочери. - Ну-ка, герой, давай сюда свой затылок.

       Она осмотрела ранку. Ранка была небольшая, но еще кровоточила. Ольга срезала немного волос, промыла ее перекисью и приложила ватку с йодом. На Димином лице не дрогнул ни один мускул. Все происходило в полном молчании.

       - Придется тебе походить с лейкопластырем на затылке, - сказала она, - иначе можешь инфекцию занести.

       - Я его все равно сдеру, - мрачно пообещал Дима, - лучше не приклеивайте.

       - Ну, как хочешь. Подержи еще немного ватку, чтобы кровь свернулась.

       - Картина мне в целом ясна, - обратилась она ко всей компании. - Я сейчас задам самый главный вопрос, который должен снять все остальные. Лена, кого из этих молодых людей ты любишь?

       - Диму, - быстро ответила та.

       - Ты понял? - обратилась Ольга к Гене, мельком скользнув взглядом по просиявшей Диминой физиономии.

       - Она ошибается, - не моргнув глазом, ответил Гена. - Ошибался же этот подонок, когда говорил, что любит Марину. А еще раньше - Ирку Соколову. А еще раньше - какую-то Дашу и прочих. Почему же Лена не может ошибаться?

       - Это не твое дело! - не выдержала Лена. - Тебя это совершенно не касается!

       - Помолчи, Лена, - остановила ее Ольга.

       И тут она заметила, что дочь держится одной рукой за блузку, на которой не осталось ни одной пуговицы.

       - Кто это сделал? - холодея, спросила Ольга.

       - Мамочка, все в порядке, - быстро сказала Лена, увидев ее бледнеющее лицо. - Ничего не случилось.

       - Кто это сделал? - повторила Ольга. - Кто посмел?

       - Это я, - признался Гена, - извините, погорячился. Пусть снимет, я пришью.

       - Я тебя, гад, самого пришью! - Дима рванулся к нему, но зацепившись за ловко подставленную Геной ногу, растянулся на полу во весь рост.

       - Так! - Ольгу душил гнев на них обоих. - Слушайте внимательно - я два раза повторять не буду. Вы сейчас дадите мне честное слово, что больше никогда, - вы слышите? - никогда не допустите из-за моей дочери рукоприкладства. И если еще хоть раз между вами из-за нее возникнет драка, я не стану выяснять, кто виноват. Но в этом случае ни один из вас больше не переступит порога этой квартиры и с моей дочерью не будет иметь ничего общего. Я ей запрещу - а она меня всегда слушалась. Итак! Дима, ты обещаешь ни при каких обстоятельствах не драться с Геной?

       - Обещаю, - тяжело вздохнув, выдавил Дима.

       А что ему оставалось? Он как-то сразу поверил в Ольгину угрозу. Лишиться из-за этого гада Лены - еще чего!

       - Даешь честное слово?

       - Даю.

       - Гена, ты? - Ольга посмотрела на того, кто всю жизнь был преданным другом и защитником ее дочери и свято хранил ей верность.

       - Даю честное слово, - глядя в потолок, поклялся Гена, - что драться с этим подонком я больше не буду. Я добью его другим способом - открою вашей дочери на него глаза, и она сама откажется от него. Клянусь!

       - Что ж, это твое право. А сейчас, молодые люди, отправляйтесь по домам и постарайтесь остыть. И чтобы до завтрашнего дня ни я, ни Лена вас не видели. Мы тоже хотим прийти в себя. Уходите порознь - сначала Дима, потом Гена. И помните свое обещание. И мое.

       Когда они ушли, Ольга позвонила на кафедру и попросила у Миши разрешения пропустить заседание. Тот, конечно, разрешил - знал, что без особой причины она бы отпрашиваться не стала.

       - Давай поедим, - предложила она дочке, когда они убрали осколки зеркала и помыли руки, - а потом пойдем к тебе в комнату, и там ты мне все расскажешь. А то у меня кишки марш играют. Шесть часов у доски кого хочешь доконают.

       - Ну, рассказывай матери, что случилось, - предложила Ольга, когда они расположились на ковре в своей любимой позе - носом к носу. - Или будешь переживать молча? Страсти, я вижу, тут разгорелись нешуточные. Может, все же поделишься?

       И Лена рассказала. Со всеми подробностями. Ольга молча выслушала ее, потом перевернулась на спину и долго глядела на люстру, подаренную им Отаром много лет назад.

       - И что ты намерена делать? - наконец, спросила она. - Как у вас с Димой будет дальше? Ты же понимаешь, что эта история будет иметь продолжение?

       - Понимаю, - вздохнула Лена. - Самое ужасное, что я вообще не представляю, как нужно вести себя в такой ситуации. Мама, ты должна мне все рассказать.

       - Что рассказать?

       - Все. Как у вас с папой было в первый раз. Мне это очень нужно.

       О боже! - смятенно подумала Ольга. - Дожилась. Родная дочь требует рассказать, с чего началась ее жизнь.

       - Леночка! - попробовала она увильнуть от предстоящего. - Я же тебе давным-давно все объяснила. И у тебя книжки такие есть - там обо всем написано в подробностях. И по телевизору, все эти ночные фильмы. Ты же все это видела на экране.

       - Мамочка, там одна механика. С этим мне все ясно. А в фильмах - одни движения и никакого выражения. У них же нет лиц. То есть, лица есть, но они пустые. Никаких чувств, никаких эмоций. Никакого отношения к происходящему. Как будто это не живые люди, а роботы.

       - А ты чего хочешь?

       - Я хочу, чтобы ты рассказала все с самого начала. С того момента, как он тебя привез на «Золотой рыбке» на тот ваш пляж.

       - И зачем тебе это нужно?

       - Значит нужно, раз спрашиваю. Ну что здесь такого? Какие-то вы взрослые все, зажатые. Ведь это и меня касается.

       - Да уж! - засмеялась Ольга. - Тебя это касается самым непосредственным образом.

       - Ну вот. Я хочу знать, как все происходило. Что он говорил. Какие чувства ты испытывала. Все-все. Если, конечно, помнишь.

       Их первая близость - самая большая драгоценность в сокровищнице ее памяти. Редко-редко в минуты нестерпимого одиночества она извлекала ее оттуда. Комната распахивалась, наполнялась солнечным светом, запахом сосен и моря, криками чаек. И над ней склонялось его божественное лицо. Помнит ли она? Господи, еще бы! Каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение. Все, как вчера. Нет, час назад. Да только что!

       - Забудь все, - сказал он, аккуратно укладывая ее на обе лопатки. - Во всем мире остались только ты и я.

       - Посмотри на меня, - сказал он, отнимая ее ладошки от лица. - Не надо бояться. Не надо прятаться - это уже бесполезно.

       И новый обжигающий поцелуй лишил ее последних остатков самообладания.

       - Обними меня, - велел он. - Прижмись ко мне покрепче. Вот так. Привыкни ко мне. Ну что - уже не страшно? Прости, Оленька. Сейчас немножко больно сделаю. Немножко!

       Ох, ничего себе немножко! Как вскрикнула, как затрепетала она в его железных объятьях. Как осыпал он поцелуями ее лицо! Какие чувства она испытывала? О, целую гамму чувств - счастье, страх, стыд, боль, полное самозабвение. И все затоплено такой, такой любовью! Всепоглощающей. Этот человек с бесконечно милым лицом, с его небесными глазами, глядевшими ей прямо в душу, в те мгновения стал для нее центром Вселенной. Она забыла все: свой дом, отца с матерью, Юльку, всех друзей и подруг - она забыла самое себя. Он стал для нее и небом, и солнцем, и звездами, самим воздухом, которым она дышала. Ее настоящим и прошлым, и будущим. Ее жизнью и смертью. Как расскажешь об этом? Девочка ждет. Какое у нее странное выражение лица: испуганное, соболезнующее? Что она прочла в ее глазах?

       - Мамочка, - сочувственно сказала Лена. - Не надо. Если не можешь, не рассказывай. Я у Танечки Окуневой спрошу - у нее с Боречкой Плетневым недавно все было. Она мне обещала рассказать в подробностях.

       Танечка Окунева. Девочка с косичками и белым бантом. Да что они там все с ума по сходили - в своей школе? Куда торопятся?

       - Не надо Танечку. Я сама тебе расскажу. Но ты ответь: у вас что - непорочность, целомудрие, чистота уже никакой ценности не имеют?

       - Я тебя не понимаю. А что здесь грязного? Они давно любят друг в друга - почему им нельзя?

       - Ну, в наше время - это считалось позором. В школе. Да и после, если до свадьбы - не приветствовалось.

       - Вот-вот! Из-за вашего ханжества и погибли сразу три человека - Лизонька, ее парень и их малыш. Ведь их, по сути, затравили! А за что? Что они кому плохого сделали? У меня до сих пор сердце разрывается от жалости, как их вспомню. Мама, почему люди так плохо к этому относятся?

       - Не знаю, Лена. Традиция, наверно. И церковь считает это грехом. Если до венчания.

       - Церковь! Какой же здесь грех, если люди любят друг друга? Без любви - ладно, я согласна - это грех. А если любят, то почему нельзя? Ведь Бог - это любовь! Ну, рассказывай.

       И Ольга рассказала. Как у них с Серго все произошло в первый раз. Ничего не утаила. Заложив руки за голову, Лена лежала на спине и внимательно слушала. Когда Ольга закончила, она вздохнула:

       - Здорово! Как я вам завидую! А теперь расскажи, что вы делали потом. Ты мне когда-то говорила, что вы в тот день пробыли на пляже до вечера, что было дальше? Ты помнишь?

       Помнит ли она? Еще бы не помнить!

       - Отдохни, дорогая, - сказал он, прикрыв ее халатиком. - А я пока похозяйничаю.

       И она сразу уснула - как сквозь землю провалилась.

 

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

 Ирина Касаткина.