ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 27. ЧАСТЬ 5.

       Глава 27. ТРЕВОГИ И НАДЕЖДЫ.

       Обвинять школьных учителей в слабых знаниях ребят было бессмысленно. Наоборот, при их теперешней позорной зарплате, на которую не смог бы прожить ни один нормальный человек, надо было кланяться им в ножки за то, что учат детей хоть чему-нибудь. Ольга не раз предлагала ввести факультативные занятия, чтобы разгрузить плановые уроки. Но за сетку часов выходить категорически запрещалось. А о том, что дети часами сидят над уроками дома, лишенные помощи педагогов, составители этих правил не думали. В общем, проблем с лицеистами было много. Но зато, где бы они потом ни учились, отовсюду приходили только отличные отзывы - марку лицея ребята держали высоко. Большинство из них поступало в «свой» Политех, задавая отличной учебой тон остальным студентам. Хорошо хоть на кафедре было спокойно. Вошедший в силу Михаил Петрович Сенечкин внимательно отслеживал малейшие намеки на ссоры и конфликты, зачастую бытующие в педагогической среде, и гасил их в зародыше. К Ольге он относился трепетно, стараясь почти все ее советы и предложения воплощать в жизнь. Весьма плодотворной оказалась система взаимопроверок, придуманная Ольгой. Она внедрила ее сначала в своих группах, а затем после доклада на заседании кафедры - и в остальных. По этой системе каждый студент составлял с десяток задач и сам решал их. Затем на занятиях все обменивались условиями. Теперь каждый должен был решить задачи, составленные товарищем, а тот - его. Оценки друг другу выставляли сами студенты, а преподавателю оставалось лишь разбираться в спорных ситуациях. Дух соревнования, характерный для молодежной среды, и личные взаимоотношения вносили в этот взаимный контроль столько творчества, остроты и эмоций, что на занятиях скучать не приходилось. Но зато в математику очень быстро влюблялись поголовно все. А знание математики благотворно сказывалось и на изучении остальных предметов - особенно физики и информатики, которые без математических методов усвоить невозможно. Размышляя над внедрением подобного взаимоконтроля и в лицее, Ольга подошла к подъезду и уже открыла дверь, когда ее окликнула какая-то женщина, видимо давно ее поджидавшая. Она зашла за Ольгой в подъезд и прислонилась к батарее, стараясь согреть озябшие руки. Слабый свет лампочки еще сильнее подчеркивал худобу ее лица. Присмотревшись, Ольга узнала мать Юры Шмелева - того самого безобразника, так досаждавшего всем своими выходками.

       — Ольга Дмитриевна, можно с вами поговорить?

       Мать просительно смотрела на Ольгу. Было видно, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать.

       — Но почему вы не пришли на родительское собрание? - с трудом скрывая раздражение, спросила Ольга. - Ведь кроме математики у вашего сына проблемы и с остальными предметами. По физике одни двойки, а на химию он вообще не ходит. Вам бы следовало выслушать и других преподавателей. Да и родители весьма сердиты на Юру и тоже хотели высказать вам свои претензии.

       — Вот потому я туда и не пошла, - понурилась она. - Что я им скажу? Что вынуждена работать с утра до вечера, чтоб его одеть да прокормить. А он в это время предоставлен сам себе. Ольга Дмитриевна, если его сейчас отчислят, это все - конец. Он покатится по наклонной плоскости и кончит колонией или чем похуже. Дружки его по двору уже наркотиками промышляют и Юрку к тому же склоняют. Мне тогда - хоть в петлю.

       — А вы понимаете, что из-за него весь класс страдает? Он с двумя такими же лодырями сам не учится и другим не дает. Нет, я думаю, уже ничего сделать нельзя. Восемь двоек в четверти и масса пропущенных занятий. Вы же подписывались по уставом лицея, знаете, что отчисление следует при трех неудовлетворительных оценках. А здесь восемь. Куда уж дальше? Это вам хочется, чтоб он учился, а ему учеба совершенно не нужна. Он сам не раз заявлял - мол, в школе уроков никогда не делал, и все было нормально. Вот пусть и идет в школу.

       — Ольга Дмитриевна, вы, конечно, правы, во всем правы. Но дайте ему шанс, ну хотя бы до конца полугодия. Если бы вы знали, как он раскаивается! Он, когда узнал, что у него восемь двоек за четверть, даже разревелся. Он ведь думал, что его только пугают. В школе никогда столько не ставили. Вы знаете: Юра понял, что в его жизнь вошло что-то настоящее, что стоит ценить. И вот он по своей глупости его лишается. Он умоляет не отчислять его, клянется, что исправится. Дайте ему шанс, прошу вас!

       — Но я ведь ничего сама не решаю, - растерялась Ольга. - И почему вы за него объясняетесь, почему не он сам? Ведь уже не маленький - десятиклассник. По-хорошему, он должен был сегодня прийти на собрание и перед всеми покаяться.

       — Побоялся. Лежит сейчас дома - весь день ни крошки в рот не взял. И глаза на мокром месте. На вас вся надежда, Ольга Дмитриевна.

       — Он побоялся! Жидкий на расправу. Когда других ребят они втроем лупцевали, он не боялся. И уроки срывать. Верите, вас мне жалко, а его ни капли.

       — Ольга Дмитриевна, ну поверьте ему один раз! Попросите директора - он вас послушает. Не отчисляйте его до новогодних каникул. Если в полугодии будет хоть одна двойка, клянусь, сама заберу документы. А вдруг он возьмется за ум?

       — Ох, не знаю, что и сказать. Свежо предание, да верится с трудом. Ладно, я поговорю завтра с директором. Но и Юра пусть даст письменное обещание, что изменится. И пусть прощения попросит перед учителями и товарищами, которым так досаждал. И чтоб впредь на уроках вел себя тише воды, ниже травы. Так и передайте.

       — Все передам. Огромное вам спасибо! Побегу, обрадую его.

       — Рано радовать - еще ничего не решено. Пусть Юра завтра идет к директору и кается. Я замолвлю слово, но если он меня подведет! Пусть тогда не обижается. И если его оставят, чтобы каждый день ходил на консультации. Каникул у него не будет. И вообще, я плохо представляю себе, как он будет исправлять двойку по математике. У него же с самой начальной школы - сплошная черная дыра. Помню: я ему говорю:

       «Возьми корень из этого выражения».

       А он мне:

       «Где я вам его возьму? Корни в земле растут, а не в выражениях».

       Весь класс прямо умер со смеху.

       — Ольга Дмитриевна, может, вы с ним позанимаетесь? Я понимаю, что вы очень занята, но, может, хоть по полчасика? Денег у меня нет, но я могу вам квартиру убирать или сшить чего. Я хорошо шью.

       — Ну что вы - ничего не надо. Пусть завтра найдет меня на кафедре. Я посмотрю, что можно сделать.

       — Ох, прямо не знаю, как вас благодарить. Но я у вас в долгу не останусь, только помогите.

       Она, наконец, ушла. Досадуя на себя, Ольга медленно поднималась по лестнице. Ей не верилось в благополучный исход этого дела - ведь она слишком хорошо помнила все выходки Юры. Она обнадежила его мать, и может оказаться, зря. Но как можно было ей отказать? Сказать: нет, мы его все равно отчислим, потому что он безнадежен и мы на него злы? У нее, Ольги, язык бы не повернулся. Ну что ж, попробуем еще побороться за парня - может, что и выйдет. С этими мыслями она нажала на кнопку звонка и сразу заметила покрасневшие глаза Леночки. Опять плакала, - подумала Ольга. - И здесь не, слава богу.

       — Что случилось? - спросила она, раздеваясь. - Почему у тебя глаза на мокром месте? Опять что-нибудь с Геной?

       — Мама, можно я попробую сама разобраться? - сдержанно ответила дочь. - А то я все твоим умом живу. Пора бы уже научиться, своим пользоваться. Хотя бы в личных отношениях.

       — Конечно, дочка. Не хочешь - не рассказывай. Покорми меня, а то я сейчас упаду.

       — Я яичницу поджарю с зеленым горошком и тертым сыром. Будешь?

       — Спрашиваешь! Три яйца. И побыстрее.

       — Пока переоденешься и руки помоешь, все будет готово.

       — Ну, давай.

       На следующий день Маринка проснулась ни свет, ни заря. За окном было темным-темно. Часы показывали без четверти шесть. Спать бы еще и спать, да сон пошел гулять.

       — Вот если бы надо было в школу, - думала она, потягиваясь, - пушками бы меня не разбудили. А сейчас, когда можно дрыхать хоть до двенадцати, не спится.

       И тут она вспомнила о главном: про Диму и про поцелуй. И про объяснение в любви. Она представила себе его лицо в тот момент, и внутри у нее все запело от радости. Захотелось, как в детстве, поджать одну ножку и завизжать на весь свет. Но она уже была взрослой благоразумной девицей и ничего такого позволить себе не могла. Поэтому она только еще раз потянулась, немного помечтала, лежа на животике, и стала одеваться. Да прихода Димы оставалась уйма времени. Во всем доме было тихо-тихо. Родители спали. Чтобы их умаслить - ведь она собиралась смыться на весь день - Маринка начистила картошки, тихонько прошлась со шваброй по кухне и коридору, вытерла пыль и открыла банку с огурцами.

       - Родители проснутся, а у меня уже завтрак готов, - думала она. - Отец встает рано и любит сразу покушать. То-то будет доволен. И, может, не так разворчится, когда узнает, куда я собралась.

       Когда картошка уже почти поджарилась, она положила туда сосиски и все обильно посыпала зеленым луком. Почистила селедку и полила ее постным маслом. Нарезала хлеб, поставила на огонь чайник и расставила на столе тарелки. И тут на кухню заглянул отец.

       — Ох, ты! - потянул он носом. - Как вкусно пахнет! Нет, мать, ты посмотри, как дочь нас ублажать стала. Наверняка что-то за этим последует. Ну-ка признавайся, какой очередной номер хочешь выкинуть? Куда лыжи навострила?

       — Меня Дима к себе в гости пригласил, - не глядя на него, сказала Маринка. - Хочет со своей мамой познакомить. И с папой. Он в десять за мной зайдет. Чтобы вы не волновались, я его телефон оставлю.

       — Может, ты хоть для приличия разрешения спросишь? А то объявляешь, как о решенном деле. Как будто наше мнение уже ничего не значит.

       — Если бы не значило, я бы молча, ушла, и все.

       Маринка начала злиться.

       — Мне уже не шесть, а шестнадцать. Я ведь сказала, где буду. Разве этого недостаточно?

       — А чего это ты к нему попрешься? Вроде для помолвки время еще не пришло. Или уже приспичило?

       — Папа, как не стыдно! Какая помолвка? Дима песни на мои стихи сочинил - он их на гитаре исполняет. Мы к концерту будем готовиться. А пригласили меня его родители - им интересно на меня посмотреть, такую талантливую. Вот тебе неинтересно на Диму посмотреть, а им интересно.

       — Ну почему же, дочка? - возразила мать, заходя на кухню. - Нам тоже интересно посмотреть на твоего ухажера. Пригласила бы его на завтрак.

       — Лучше на ужин, - не согласился отец, - и гитару пусть захватит. Послушаем, как он поет. А то - вместе споете. Вот и будет нам с матерью бесплатный концерт.

       — Папа, тебя никогда не поймешь, серьезно ты говоришь или издеваешься! - разозлилась Маринка.

       Вот противный - все настроение испортил. Еще наговорит глупостей Диме, а тот обидится, чего доброго. Она уже пожалела, что пригласила его зайти. Надо было встретиться на улице. Но там опять льет, как вчера.

       — Ладно-ладно, не кипятись, ты ведь не самовар. Уже и пошутить нельзя. Ничего я твоему Диме не сделаю - пусть заходит. Хоть посмотрю, что собой представляет тот, с которым ты вечор целый час под окнами целовалась. Во картина была! Небось, все этажи любовались. Другого места не нашли?

       — Папа!

       Маринка вылетела из кухни и захлопнула дверь. Действительно, как ей это в голову не пришло? И Гена видел, и Лена, наверно. И соседи. Вот они с Димой сглупили! Собственно, он ни причем. Но она-то должна была знать, чем это кончится. От счастья обалдела. Ну что ж, на ошибках люди учатся. Умные на чужих, а дураки на своих, как сказал бы Гена. Около десяти загремел звонок. Маринка, уже одетая, кинулась к двери. Она хотела перехватить Диму и сразу уйти, о ничего не вышло - пока она возилась с замком, рядом возникли отец с матерью и уставились на гостя, как на витрину.

       — Дмитрий Рокотов, - представился им Дима и вежливо поклонился. - Хорошист, гитарист, не курю, пью только по большим праздникам. Родители…

       — Про родителей мы знаем, - остановил его отец, - заходи, гостем будешь.

       — Папа, в следующий раз, нам некогда.

       Маринка выскочила на лестницу, потянув Диму за руку. Ей совсем не хотелось, чтоб отец начал высказывать ему, то же, что и ей. Про вчерашний вечер и вид из окна. Диме ничего не оставалось, как извиниться и последовать за ней. Проливной дождь с пронизывающим ветром в придачу заставили их отказаться от прогулки, и они сразу направились к нему домой. Там было замечательно. Маринке понравилось все - и то, как встретили ее его родители, и они сами, особенно его мама. И Димина комната, и его роскошный компьютер с лазерным принтером, и библиотека, и огромный сибирский кот Мурзило, немедленно прыгнувший к ней на колени. И сам дух, царивший в этой семье, - дух любви и веселого юмора, беззлобного подтрунивания друг над другом. Дима хотел сразу утащить Маринку в свою комнату, но его мама не согласилась с этим.

       — Я тоже хочу насладиться обществом молодой прелестной девушки, - заявила она. - Не все же тебе одному. Мариночка, пойдемте в гостиную, поболтаем. А мужчины пусть обедом занимаются. За часик они управятся.

       — Обедом? - удивилась Маринка. - Мужчины? А может, лучше мы сами?

       — О нет, мои муж и сын, великолепные повара. Правда, на каждый день у них духу не хватает, но по большим праздникам они показывают чудеса кулинарного искусства. Их коронное блюдо - мясо с шампиньонами под винным соусом - пальчики оближете. А какой десерт нас ждет! Димка по этой части большой фантазер - сам коктейли придумывает. А вчера весь вечер делал конфеты - вы таких не ели.

       — Конфеты? - поразилась Маринка. - Дима умеет делать конфеты? Настоящие конфеты? Вот уж не думала!

       — О, он у нас способный мальчик. На многое. Вы его еще узнаете. Ну, дайте, я на вас полюбуюсь. Да, у моего сына отменный вкус.

       — Димка, она прелесть! - крикнула Наталья Николаевна сыну, возившемуся на кухне. - Наконец-то ты нашел то, что надо.

       - Наконец-то! - отметила про себя Маринка. - Значит, до меня находил не то, что надо. Интересно, сколько их было? Впрочем, что было, то прошло. Главное, что есть. И что будет. Какое у нее имя - Наталья Николаевна! Как у жены Пушкина. И какая красавица - даром, что завуч. Блондинка, а глаза! Карие, бархатные. Димины глаза. Как мне хорошо у них! Будто я их знаю всю жизнь.

       — Мариночка, я поклонница вашего таланта, - ласково сказала его мама. - Стихи у вас изумительные! Мне Дима набрал на компьютере некоторые - я их частенько перед сном почитываю.

       Она принесла из другой комнаты листки с напечатанными стихами. Маринка с восхищением стала их рассматривать. Свои стихи она привыкла видеть написанными от руки, за исключением тех, что были напечатаны в газете. Правда, их еще постоянно помещали в школьной стенгазете - там они были отпечатаны на машинке. А здесь - на снежно-белой бумаге четким красивым шрифтом. И буквы такие крупные, яркие. И как легко читается! Она непременно попросит Диму набрать и отпечатать самые лучшие ее стихи для нее самой. Потом их можно будет отксерить, и дарить знакомым и учителям. Это же в сто раз красивее. По просьбе Натальи Николаевны Маринка прочла несколько стихотворений, написанных совсем недавно. Особенно той понравились стихи про осень. У Маринки было много стихов на осеннюю тему. Она родилась осенью и любила, как и другие поэты, это время года.

       — Уже тепла не дарит просинь,

       И притомился Дон от бега,

       А дни все норовят ужаться, - читала Маринка, а его мать, сидя за фортепьяно, тихонько нажимала на клавиши, и звуки хрустальными каплями, стекали с них.

       — Деревья стряхивают осень,

       И кружевные шали снега,

       На ветки зябкие ложатся.

       Маринка читала еще и еще, и Наталья Николаевна аккомпанировала ей. Дима и его отец, застыв в дверях, задумчиво слушали их. Дождь шумел за окном, и ветер хлестал по стеклам, а на душе у Маринки было покойно и светло. Люди, которых она увидела впервые, сразу стали ей близкими и родными. И Дима не сводил с нее глаз, и в его глазах была гордость за нее и восхищение ею. Потом они ели ароматное мясо с грибами - Маринка никогда не ела ничего более вкусного. И пили за знакомство из зеленых с золотом бокалов - Маринка никогда не видела более красивых бокалов - густое церковное вино кагор. Потом Дима угощал Маринку самодельными конфетами. Это было что-то! Внутрь черносливины он положил кусочек грецкого ореха и все это залил горячим шоколадом. Получалась красиво и необыкновенно вкусно.

       — Все, мамочка, ты насладилась - теперь она моя! - заявил Дима после обеда и так посмотрел на Маринку, что у той загорелись уши.

       Он утащил ее к себе в комнату и сразу принялся целовать. Маринка испуганно показала на дверь, но он только махнул рукой:

       «Мои родители культурные люди. Они никогда не заходят ко мне без стука. Тем более, когда я с девушкой».

       Эти слова заставили больно сжаться сердце Маринки. Значит, ее далеко не первую он целует на этом диване. Неужели и другим он так же признавался в любви, как и ей? И любил ли он тех девушек? И почему разлюбил? И не ждет ли и ее, Маринку, их участь? Она отодвинулась от него и села, поправив юбочку.

       — Ты не хочешь больше целоваться? Обиделась? - встревожился он. - Но за что? Что с тобой?

       — Нет, ничего. Поиграй мне на гитаре. Ты обещал спеть новые песни, что написал на мои стихи.

       Он спел. Песни были чудесные, и пел он их так проникновенно, что у Маринки потеплело на душе. В конце концов, что ей за дело до его прошлого? Значит, она лучше тех девушек, раз он теперь с ней. Но ведь она не лучше всех в мире. Есть и получше ее. Что, если он встретит такую? Нет, не надо об этом думать. Потом они играли на компьютере. Потом он напечатал ей два десятка самых лучших ее стихов. Потом посмотрели по видику два фильма про любовь. Там были такие сцены! Довольно откровенные. Маринка не знала куда деваться. А Дима - ничего. Сидел и целовал ее потихоньку в шейку. Потом они снова целовались. За окном быстро темнело. Когда стало совсем темно, Маринка засобиралась домой. Его родители ласково попрощались с ней и пригласили приходить почаще. Ничего особенного в ее поведении они не видели, ничего предосудительного. Как будто она не сидела три часа взаперти с их сыном. И их совсем не интересовало, чем они там занимались. Да хоть всем! О, если б это был Маринкин отец, он бы им такое устроил! Такой трамтарарам! Дима проводил Маринку домой, но теперь они предусмотрительно поцеловались за воротами. И недолго, ведь у него дома они нацеловались досыта. Даже уже и не очень хотелось. Тем более что назавтра была назначена новая встреча. А впереди их ожидали целых семь дней осенних каникул - столько счастья!

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Ирина Касаткина.