ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 27. ЧАСТЬ 3.

       Глава 27. ТРЕВОГИ И НАДЕЖДЫ.

       Позвоню Гене, - подумала она, - может, он их уже решил. Кому не везет в любви, везет в учебе.

       Но, услышав его голос, она не утерпела. Какие там задачи, когда такие новости!

       — Гена, он позвонил! Полчаса уговаривал меня встретиться. Прямо умолял! - захлебываясь от восторга, сообщила она. - Но я стерпела, отложила до субботы. Ты рад?

       — Безумно, - грустно согласился Гена. - Нет, правда, Маринка, я очень рад за тебя. Ты только не прыгай при нем до потолка. Сдерживай свои эмоции. Пусть добивается и дальше твоей благосклонности. Знаешь, что труднее достается, то больше ценится.

       — Ты прав, конечно. Буду стараться. Но это так трудно! Когда я о нем думаю, у меня внутри как будто светлячок загорается. Ты чего молчишь?

       — Завидую.

       — Да, я сама себе завидую. Ну, как там Ленка?

       — Влезла в свой компьютер - один хвост торчит.

       — А та подергай.

       — Я подергал, а она огрызается. Не подступишься. Хоть бы он сломался поскорее. Не хвост - компьютер.

       — Гена, ты в задачах по физике педришь? На пружинный маятник? До меня что-то они никак не доходят.

       — Да чего там педрить? Выучи формулы и все. Там же все задачи в одно действие.

       — Ха! Если бы в одно. Помнишь задачу, где в шар пуля попадает. Какой-то дурак в него стрелять вздумал, а ты - решай.

       — Да, милая, здесь, кроме формул, еще и законы сохранения знать нужно. Физика не предмет, а образ жизни. Не забывай, тебе ее в институт сдавать. Так что - учи!

       — Законы сохранения! Придумали же такое. Лучше бы открыли закон сохранения любви. Он куда нужнее. А заодно, и закон взаимности.

       — Тогда сразу еще и закон предохранения надо открывать. Для вас. Чтобы не залетали, куда не надо. Кстати, закон взаимности есть. В геометрической оптике. На уроках надо слушать, а не мечтать о высоком блондине.

       — Генка, ну ты - нахал!

       — А ты хочешь сразу все - и влюбиться, и учиться? Ладно, извини, я пошутил. Не сердись.

       — Гена, мне ничего в голову не лезет. Просто, не знаю, что делать. И отец все время издевается. Ты не придешь ко мне? Я тебя пирогом угощу с яблоками - мы с мамой вчера испекли. А ты мне задачки объяснишь.

       — Ладно, сейчас приду. Ставь чайник.

       В ожидании его прихода Маринка постелила салфетку, поставила на нее тарелку с огромным куском пирога и чашку кофе. Он сразу откусил полкуска и с набитым ртом принялся ей объяснять. Понять что-либо из его объяснения было невозможно.

       — Ты сначала прожуй, а потом говори! - рассердилась Маринка. - Ничего понять нельзя, сплошное жужжание.

       — Ижвини, пирог очень вкушный, - виновато заметил Гена, прожевывая. - А кто это под дверью шаркает?

       — Папа, интима не будет! - крикнула Маринка. - Гена мне задачи объяснит - и все.

       — Ты у меня дождешься ремня, - послышалось из-за двери. - Совсем обнаглела!

       Но шарканье прекратилось.

       — Следит за мной, как рысь за ланью, - пожаловалась она, - никого пригласить нельзя. Сразу под дверью туда-сюда, туда-сюда.

       — А чего он не на работе?

       — Да какая сейчас работа? Ты посмотри на часы. Правда, он и днем дома. Никак не устроится. Везде одни обещания.

       Маринкин отец недавно уволился в запас и подыскивал подходящую работу. Но пока не получалось. А может, не слишком и стремился. Полковничья пенсия его была, конечно, маловата, но за копейки вкалывать тоже не хотелось. Да и за дочкой надо приглядывать - хотя бы до поступления в вуз. Они теперь такие скороспелые. Ишь, какого долговязого привела - задачки он ей объясняет. Знаем мы эти задачки.

       — Да это же Геннадий, Ольгиной дочки ухажер, - успокоила его жена, - у нашей другой кавалер. Я ее с ним видела. Красавец! Только она его еще в дом не водила.

       — Я скоро их всех с лестницы спускать буду! - вскипел отец. - У девки выпускной класс, уйма экзаменов впереди. Не до кавалеров тут! Хоть бы ты ей внушила.

       — Митя, да ты что? Девушке шестнадцать лет. У меня в ее годы одни парни были на уме, а она тебе пятерки да четверки носит. Чего ты к ней цепляешься?

       — Вот погоди, принесет она в подоле - будут тебе пятерки да четверки. Ишь, закрылись. Задачки решать можно и с открытой дверью.

       — Может, им посекретничать надо? А ты все под дверью торчишь. Оставь их в покое. Принесет - вырастим. Неужто внука не хочешь? Или внучку. А, старый?

       — Какой я тебе старый? Болтаешь невесть что. Отрежь и мне пирога, что ли. Чавкает этот долговязый - аж сюда слышно.

       На контрольной Маринка из десяти задач восемь решила сама - сказались Генины объяснения, а последние две содрала со шпоры, которую он ей передал - у него оказался такой же вариант. Гена тоже все решил задолго до звонка, но работу не сдавал, ждал, когда сидевшая рядом Леночка справится со своей. А она все ковырялась с последней задачкой про мальчика на качелях. Та никак не получалась.

       — Да примени ты закон сохранения энергии, - прошептал Гена, - зачем ты с этими производными связалась? Давай я решу.

       — Гена, ты сделал свое задание? - Лена сердито посмотрела на него. - Тогда иди, гуляй. Я сама справлюсь.

       — Ну-ну, решай. Получишь трояк, тогда не жалуйся.

       Гена резко встал, сдал работу и вышел из класса. Хочет показать, что больше в его услугах не нуждается. Почему? Он, вроде, не слишком ей последнее время докучал. Раньше, если он день-два не позвонит, сама звонила - спрашивала, все ли дома в порядке, не случилось ли чего. А теперь ее даже близнецы не интересуют. Совсем от рук отбилась. Он инстинктивно чувствовал, что все дело в том поцелуе и в его желании дальнейшего сближения. Она давала ему понять, что против, но он этого понимать никак не хотел. Точнее, умом он понимал, но все в нем противилось этому. Может, у нее кто появился? Да нет, не похоже. Но тогда - не каменная же она, в конце концов. Хорошо хоть на уроках сидит с ним по-прежнему за одним столом, не отсаживается. Можно, скосив глаз, потихоньку любоваться ее профилем. Правда, даже в этом невинном удовольствии она ему стала отказывать. Подожмет губки и пальцем в тетрадь тычет. Мол, хватит пялиться, займись делом. И матери ее не пожалуешься, как прежде. Насильно мил не будешь, - вот что она скажет теперь. И будет права. Только ему от этой правоты не легче. Нет, надо некоторое время держаться от нее подальше. Не тащиться рядом по дороге из школы, а идти в отдалении, лишь бы к ней никто не цеплялся. И дома пару дней не докучать. Может, соскучится. Или хотя бы потеряет бдительность, расслабится. И надо собрать денег да записаться на компьютерные курсы, чтобы хоть немного догнать ее - иначе им скоро вообще не о чем будет говорить.

       А Маринка, чем ближе становилась суббота, тем сильнее волновалась. Какая будет погода? Что она наденет? Вроде, в брюках и куртке неудобно на свидание идти. Ах, какое она недавно видела пальто из искусственной замши! С такой красивой отделкой под кожу. Длинное, с пояском и роскошными пуговицами. То, что надо. Но цена! Так что же надеть? В старое пальто она уже не влезает. Куртку и юбку? Фи, как некрасиво. Да, проблема! И тут мать будто прочла ее мысли:

       — Дочка, холодно становится. Надо бы тебе новое пальто купить - старое уже никуда не годится. Ты бы присмотрела, что по душе.

       — Мам, я присмотрела. Только оно ужасно дорогое. Но такое красивое!

       — Ну, сколько?

       Когда Маринка назвала цену, мать даже охнула. Но тут же сказала:

       — Ну, что ж. Ты уже заневестилась - тебе одеваться надо. Добавлю из денег, что отцу на костюм откладывала. Походит в старом, может, быстрее на работу устроится. Беги, купи, пока не продали.

       Так у Маринки появилось новое пальто. Когда она надела его и сапожки на каблучках, купленные весной, да покрутилась перед зеркалом, даже отец одобрительно крякнул. Хороша, ничего не скажешь! Наконец, пришла суббота. С утра зарядил нудный дождь и, похоже, надолго. Но и он не испортил Маринке настроения. Весь день она летала, как на крыльях. Даже Гена упрекнул:

       — Не светись. Не показывай, что ты счастлива - сглазят. Веди себя, как будто ничего особенного не происходит.

       — Гена прав, - думала Маринка, наряжаясь.

       Она постаралась спрятать рвущуюся из нее радость поглубже и с равнодушным видом вышла из дому. По дороге в парк она изо всех сил старалась идти помедленнее, чтобы прийти позже него. Но ноги сами так и несли ее. Дима пришел задолго до назначенного времени. По мере приближения стрелки часов к пяти он все сильнее волновался. Придет или не придет? Она так безразлично разговаривала с ним по телефону. Вдруг у нее уже кто-то есть. Он стоял под зонтом, держа в руке темно-красную розу на длинной ножке, купленную у входа в парк. Дождь усилился, и аллеи парка опустели. Он посмотрел на часы. Пять. А ее нет. Наверно, не придет, дождя испугается. Он собрался пойти позвонить, как вдруг увидел ее. Она неспешно шла под красным зонтом в роскошном длинном пальто - такая тоненькая, румяная, необыкновенно хорошенькая. Он протянул ей розу и, целуя в ладошку, заглянул в глаза. И сразу почувствовал ее волнение, а почувствовав его, успокоился. Она взволнована, значит, ждала этой встречи не меньше него. Значит, он ей небезразличен, очень даже небезразличен. И никого другого у нее нет. Какое счастье! Он взял ее под руку, и, прижав к себе, спросил:

       — Что Мариночка предпочитает: прогулку под этим уютным дождиком или, может, посидим в сказочном кафе «Золотой колос»? Там сегодня почти никого - я заглядывал.

       — Пойдем на нашу скамейку, - предложила Маринка.

       — Прекрасная идея! Но она же мокрая. Не идея - скамейка.

       — Ну и что? У меня два больших целлофановых кулька есть - постелим. А под зонтиками не промокнем.

       — Что ж, раз так - пошли.

       Они спустились вниз. Листья с деревьев уже почти облетели и золотым мокрым ковром лежали на земле. Кругом не было ни души. Они постелили Маринкины кульки и сели, сдвинув зонты. Так они сидели некоторое время, молча, слушая шум дождя и наслаждаясь тишиной и уединением. Наверно, это самые прекрасные минуты в моей жизни, - думала Маринка. Интересно, есть ли кто-нибудь на свете счастливей меня? Как хорошо с ним просто сидеть и молчать.

       Если я ее сегодня не поцелую, - думал Дима, - буду последним дураком. Но не сейчас. Сейчас мы немного поболтаем. Пусть расскажет, чем занималась эту неделю, какие успехи в школе, что нового написала. Девушки любят, когда интересуются их делами.

       — Мариночка, я всю неделю о тебе думал, - начал он, и это было правдой. - Утром встаю и говорю мысленно:

       «Доброе утро, Мариночка! Удачного дня».

       - Вечером ложусь и думаю:

       «Спокойной ночи, дорогая! Счастливых снов».

       - Как ты считаешь, что бы это значило?

       Что ему ответить? Ждет, что я сейчас растаю. Только без глупостей! - подумала Маринка, замирая от счастья. А что бы посоветовал Гена? Он бы сказал: преувеличивает.

       — Я думаю, ты преувеличиваешь, - ответила она, погрузив нос в розу и опустив глаза, чтобы они не выдали ее радости.

       Да, эта девочка не похожа на остальных. С ней надо держать ухо востро. И Дима решил переменить тему.

       — Ну как зачеты? Все посдавала?

       — Спасибо, хорошо. Даже лучше, чем ожидала. Физичка пятерку в четверти поставила. Теперь надо жать, чтобы было пять в аттестате. В прошлом году у меня даже трояки случались.

       Спасибо Гене! - мысленно поблагодарила она друга. Если бы не он, не видать мне этой пятерки, как своих ушей без зеркала. Но теперь все! Буду учить, как проклятая.

       А Дашенька стала бы клясться:

       «Ничего не могла учить, все время о тебе мечтала!», - подумал Дима.

       — А обо мне вспоминала? - прямо спросил он и замер.

       Что она ответит? А главное, каким тоном. Жаль, нельзя заглянуть ей в глаза - сидит, опустив реснички. Скромница. Ничего - он в них сегодня еще заглянет.

       Держись! - приказала себе Маринка. - Не растекайся по паркету, как сказал бы Гена.

       — Конечно, вспоминала, - сдержанно ответила она, стараясь не смотреть на него. - Ты же звонил. Ну как, выбрал что-нибудь из моих тетрадок?

       — Выбрал. Там есть детское стихотворение «Песенка про щенка» - ну, просто, отличное. Само поется. И еще несколько. Сейчас мелодии подбираю.

       — О, про щенка мы еще в детском саду пели. На фестивале детской песни. Я сама тогда мелодию придумала. Даже приз получили - пять коробок конфет. Мы ими тогда объелись. И по телевизору нас показывали.

       Она вспомнила, как все восхищались Леночкой, - какая она была красивая на экране. И как ей, Маринке, было обидно, ведь песню сочинила она, а не Ленка.

       — А новые стихи написала?

       — Всего одно. Некогда было. Может, на каникулах сочинятся.

       — А как ты их сочиняешь? Долго думаешь или сразу? Я, когда начинаю подбирать рифму, думаю-думаю, и иногда ничего на ум не приходит. Беру первую попавшуюся. Из-за этого песни такие корявые получаются.

       — Нет, у меня иначе. Иногда совсем не пишется - даже боюсь, что больше уже и не сочиню ничего. А потом вдруг как нахлынет! Помнишь, как у Пушкина:

       «Минута и стихи свободно потекут».

       Именно так - свободно. Хватаю, что под руку попадется, и пишу, пишу. Почти ничего потом переделывать не приходится. Одно - два слова, и все.

       — Да, у тебя талант. Зря ты не идешь на литфак. Погубишь его, потом пожалеешь. Программистов много, а хороших поэтов - раз-два и обчелся.

       — А жить как? Кто сейчас поэзию покупает? Нет, надо специальность, получить, которая прокормить сможет. А стихи и так можно сочинять, между делом. Пушкин вон литфака не кончал, а стал великим поэтом.

       — Тут, я думаю, ты не права.

       Во-первых, Александр Сергеевич получил великолепное, по тем временам, гуманитарное образование.

       Во-вторых, литфак дал бы тебе знания, которые ты сама нигде не получишь. Как твой отец говорит: ты бы стала на ступеньку выше именно в творчестве. Лучше бы писала и тематика твоих стихов расширилась. Но решать, конечно, тебе.

       — Нет, Дима, я пойду в Политех. Стихи не моя профессия. Буду писать ради собственного удовольствия. Может, повезет - книжку издам. Когда-нибудь. Пусть люди читают. Если повезет.

       — Жаль! Ну, прочти мне стихотворение, что на этой неделе написала. О чем оно?

       — Оно о людях, которые, когда были молоды, дружили, любили друг друга, а потом поссорились и расстались. И она представляет себе их встречу через много лет. Вот послушай:

«Когда-нибудь мы станем старше вдвое.

Пройдут года. Промчится много лет.

И может быть, мы встретимся с тобою.

Узнаем мы друг друга? Или нет?

Наверно, да. Ты станешь взрослым дядей.

И в жизни каждый свой отыщет путь.

Мы встретимся. И, друг на друга глядя,

Мы вспомним то, что больше не вернуть».

       — Стоп! - остановил ее Дима. - Больше не читай. Не хочу, чтобы у нас с тобой так было. Это слишком грустные стихи. Дочитаешь их когда-нибудь в другой раз.

       Они опять помолчали. Каждый думал о своем. Дождь усилился, и стало быстро темнеть.

       — Пойдем, Мариночка, в кафе, - встал Дима, - что-то холодно стало. Да и сыро. Как бы ты не простудилась. Выпьем по чашечке кофе с пирожным.

       — Только недолго, - согласилась Маринка, - отец не любит, когда я поздно возвращаюсь. А для него темно, значит, поздно.

       — Всего только половина седьмого. Часа полтора у нас еще есть?

       — Ну, часик.

       Они пошли в кафе, посидели там, потом медленно прошлись в полном одиночестве по аллеям парка. Дождь лил, как из ведра. Маринка представила тревогу родителей, поглядывающих на темные, залитые струями дождя окна, и заторопилась домой. Они дошли до середины двора и остановились под старым кленом. Фонарь у их подъезда не горел - лампочку опять разбили мальчишки. Они регулярно разбивали ее и почему-то не трогали у соседнего, где жили Гена и Лена. Там сияла «кобра», да так ярко, что освещала весь двор. Дождь ненадолго перестал. Они сложили зонты. Он взглянул на ее напряженное лицо и притянул за поясок к себе. Она стояла, бессильно опустив руки и глядя на него испуганными глазами. Он обнял ее и коснулся губами ее сжатых губ.

       Совсем девочка! - подумал Дима. Даже не целованная. Как приятно!

       — Мариночка, а зачем же поджимать губки? - спросил он, любуясь ее смятением. - Я же именно их поцеловать хочу. И зажмуриваться не обязательно - это совсем не страшно. Ну-ка, давай еще раз попробуем.

       Он снова притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы, которые она теперь перестала прятать. Но, заглянув ей в глаза, увидел, что они полны слез.

       — Мариночка, а почему эти самые прекрасные в мире глазки вот-вот заплачут? Тебе неприятно? Тогда скажи - я не буду.

       Он ужасно расстроился. До того, что чуть сам не заплакал. Как ее понимать? Думал, она будет рада.

       — Дима, ты меня любишь? - дрожащим голосом спросила Маринка.

       — Конечно, люблю! - уверенно воскликнул он. - А почему ты спрашиваешь?

       — Я думала: сначала в любви объясняются, а только потом целуют, - не глядя на него, прошептала она. - А у нас все наоборот.

       — Так вот в чем дело! Но разве поцелуй не означает признание в любви? Я люблю тебя, очень люблю - не сомневайся! - У Димы, просто, камень с души свалился. Значит, она все же влюблена, как он и думал.

       — Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю! - повторял он, целуя ее в мокрые щеки, нос, губы, лоб. - Не плачь, пожалуйста, все будет так, как ты захочешь. Мы всегда будем вместе!

       И тогда она сама, привстав на цыпочки, обняла его и, вытянув губы, неумело поцеловала. Потом он ее. Потом снова она. Потом они обнялись и долго стояли, наслаждаясь этими чудесными мгновеньями. Расставаться не хотелось никак. Наконец, Маринка опомнилась. Подняла голову и с ужасом увидела в освещенном кухонном окне силуэт отца.

       — Все, Дима, сейчас он меня убьет, - пробормотала она. Губы не слушались ее, так нацеловалась. - Димочка, я побегу, ладно? Созвонимся.

       И, высвободившись из его объятий, она понеслась наверх.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Ирина Касаткина.