ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 25. ЧАСТЬ 2.

       Глава 25. ДЫХАНИЕ БЛИЗКОЙ ЛЮБВИ.

       Дима Рокотов был, что называется, дамским угодником. Он рос, купаясь в любви четырех теть - двух сестер матери и двух отца. С самого рождения они зацеловывали и баловали хорошенького племянника. В садике девочки тоже любили Диму за его бархатные глазки и губки бантиком, а еще за то, что он их никогда не обижал и был со всеми ласков. Подросший Дима не изменил своих привычек. Ему нравились все девушки. Он любил наблюдать, как вспыхивают их лица и загораются глаза от невинного поцелуя ручки или дружеского объятия. Дима постоянно испытывал чувство легкой влюбленности то в одну, то в другую девушку, то сразу в двух. Но настоящее большое чувство, о котором он много слышал и втайне мечтал, все никак не приходило. Однажды ему показалось, что оно уже на пороге. Он влюбился в девочку из соседнего класса Дашеньку Иноземцеву, и она сразу ответила ему взаимностью. Как впрочем, и все остальные девочки, на которых он до этого обращал внимание. Сначала все шло хорошо, но потом Дашенька стала проявлять излишнюю активность. Она приходила к нему домой без приглашения и в самое неподходящее время, подстерегала в подъезде и изводила постоянными звонками. Даже мама занервничала. Дима ничего не имел против ответного чувства, но ему больше нравилось, когда инициатива исходила от него самого. С Дашенькой пришлось расстаться. Сказать, что это было непросто, значит, ничего не сказать. Не понимающая, в чем дело Дашенька все пыталась доказать силу своих чувств, чтобы он не сомневался в ее любви. Дима и не сомневался в ней, но она уже была ему не нужна. Сказать ей об этом в лицо он стеснялся. И еще страшился причинить ей боль, а этого он совсем не хотел. Он сам боялся боли и не любил причинять ее другим. Пришлось обратиться за помощью к приятелю. Теплым майским вечером приятель пришел вместо Димы к Дашеньке на свидание с целью открыть ей глаза на положение дел. Узнав правду, Дашенька бурно разрыдалась. Приятель принялся ее жалеть и незаметно дожалелся до поцелуя, мгновенно осушившего Дашенькины слезы. Так благополучно завершился этот роман. Напуганный глубиной Дашенькиных чувств Дима некоторое время старательно избегал влюбленности. Но потом как-то незаметно для себя увлекся новенькой девочкой, перешедшей к ним из другой школы. Девочка была прехорошенькая - смуглая, кудрявая и с такими же, как у Димы, бархатными карими глазами. Ее звали Ирочкой, и она понравилась Диме с первого взгляда. Но при попытке ее приобнять, он неожиданно получил резкий отпор. Ирочка оттолкнула Диму, скорчила ему рожу и показала язык. Да еще обозвала дураком. Так и сказала:

       «Отвали, дурак!».

       Это было настолько грубо, что все очарование ее красотой рассеялось, как дым. Позже выяснилась причина столь непонятного с точки зрения Димы Ирочкиного поведения. Оказалось, что она давным-давно и по уши влюблена в своего еще детсадовского приятеля, с которым училась в прежней школе - и их отношения уже зашли настолько далеко, что дальше некуда. Вот почему она так нервно отреагировала на Димино невинное ухаживание. О талантливой девочке Марине Башкатовой Дима услышал по радио. Ему очень понравились ее стихи, и он подумал, что неплохо бы подобрать к ним мелодии. И хорошо бы познакомиться с самим автором - может, у нее и получше имеются. Дима позвонил на радио и узнал о существовании при Дворце народного творчества музыкально-поэтического салона, активной участницей которого являлась и эта девочка. Он разыскал ведущую салона, а та пригласила его на сегодняшний концерт. Маринка сразу понравилась Диме. Понравились ее блестящие от волнения зеленые глаза и волнистые каштановые с легкой рыжинкой волосы, и брови вразлет, и роскошные ресницы. И то, как она говорит, - как будто орешек во рту перекатывается. И ее стихи - ну, просто, заслушаешься. А сколько песен можно на них написать, и каких песен! Успех на любых тусовках обеспечен. Во время Маринкиного выступления Дима все старался поймать ее взгляд, и, наконец, ему это удалось. С этого мгновения она уже не сводила с него глаз. Теперь следовало закрепить успех, что он и сделал, запечатлев поцелуй на ее ладошке. Взглянув после него с некоторой опаской ей в лицо, Дима понял, что опасаться ему нечего - она почти покорена. Дальнейший разговор лишь подтвердил его догадку. Но вариант с Дашенькой ему не грозил - девушка оказалась скромной и даже излишне застенчивой. Она так растерялась от Диминого напора, что не сразу отреагировала на его слова. Но он почувствовал, что ей понравился, даже очень понравился. Теперь можно было сочетать приятное с полезным: ухаживать за ней и писать на ее стихи песни. Немного поколебавшись, Маринка согласилась с Диминым предложением, и они, дождавшись перерыва, покинули зал. В парке Дима подвел девушку к высокому дереву, и, глядя вверх, негромко позвал:

       — Берта! Берта!

       По стволу спустилась очаровательная белочка, и, схватив с Диминой ладони ядрышко фундука, взлетела с ним на ветку.

       — Какая хорошенькая! — восхитилась Маринка. — А откуда вы знаете ее имя?

       — А я его сам придумал, — весело отозвался Дима, — до меня она жила безымянной. — Берта, иди, возьми еще.

       И он вытащил из кармана целую горсть орехов. Белка спустилась снова, схватила еще один орешек и унеслась, потом прибежала еще за одним. Но тут явились два хулиганистых подростка, и, засунув грязные пальцы в рот, разом свистнули. Белка мгновенно исчезла.

       — А ну, пошли отсюда! — топнул на них Дима. — Пока по шее не схлопотали.

       Ребята убежали, но Берта больше не показалась, как Дима ее ни звал.

       — Теперь час будет приходить в себя, — пояснил он. — Пацаны их ловят и продают на Птичьем рынке. Почти всех переловили. Раньше они доверчивыми были, а теперь остерегаются. Пойдемте, Мариночка, я знаю здесь одно укромное местечко - скамеечка между рябинками. Посидим, поболтаем. И давай перейдем на «ты» - чего церемонии разводить? Мы же свои люди.

       Огромный парк имел два яруса - верхний и нижний. Нижний ярус, густо усаженный деревьями и кустарником с множеством скрытых от посторонних глаз скамеечек, был особенно любим молодежью, искавшей уединения. Молодые люди спустились по каменным ступенькам вниз и медленно пошли по усыпанной мелким гравием дорожке. Вдруг Маринка заметила под высокой березой очень знакомую целующуюся пару. Приглядевшись, она испытала легкое потрясение - это были Гена и Лена. Гена тоже заметил ее, и, скосив глаз, показал ей из-за Лениной спины внушительный кулак. Мол, мотай отсюда, не мешай занятым людям.

       — Это он нам? — удивился Дима. — А почему кулак? Мы же вроде их не трогаем, идем мимо. Фу, как грубо.

       — Это мои друзья, — пояснила Маринка. — Мы в одном доме живем. Он в нее влюблен уже сто лет - с самого детского сада. И вот, кажется, дождался. Он боится, что я сейчас полезу к ним с разговорами, расспросами. Пошли скорее отсюда, пока она не оглянулась.

       Опустив голову, Маринка потянула Диму за руку, стараясь побыстрее проскользнуть мимо Лены. Ей совсем не хотелось, чтобы та ее заметила. Меньше всего Маринка беспокоилась о том, что помешает Гене. Она боялась другого. Опыт ей подсказывал, что не стоит сейчас показывать Лену ее новому знакомому, пока он еще не окончательно увлечен ею - Маринкой. Потому что при знакомстве любой парень, прежде всего, обращал внимание на небесную Ленкину красоту. И только потом, убедившись, что здесь не обломится, переключался на других девушек. Но ведь все до поры, до времени. Когда-нибудь Лена ответит взаимностью, и тот, кому так повезет, уже больше ни на кого смотреть не станет. А вдруг это произойдет сейчас? Вот она обернется, увидит Диму и… О том, что будет дальше, Маринке не хотелось даже думать. И то, что Лена, наконец, подарила несчастному Гене поцелуй, совсем ничего не значило. Маринка была убеждена, что Лена Гену не любит. Если бы любила, давно у них все было бы по-другому. Может, она целуется с ним из любопытства или из жалости? Или хочет сделать парню приятное. Нет, лучше не рисковать! И потому Маринка постаралась быстрее увести Диму подальше от этого опасного места. Умная Маринка была весьма недалека от истины. Яркая красота ранней осени всегда угнетающе действовала на Лену. В такие дни она по-особенному остро чувствовала быстротечность времени, делалась то возбужденной, то задумчивой. Именно такой, растревоженной, и застал ее Гена, зайдя к ним по дороге в магазин спросить, не нужно ли им молока или хлеба. Но взглянув на Леночкино лицо, почему-то забыл о магазине и предложил прогуляться по парку.

       — День такой чудесный, — сказал он. — Просто, жаль упускать. Скоро зарядят дожди, тогда дома и насидимся. Пойдем, Лена, погуляем, а?

       Он не очень надеялся на ее согласие. Последнее время она почему-то избегала оставаться с ним наедине. Но сейчас неожиданно согласилась. Они спустились в нижний ярус парка и долго ходили по дорожкам, любуясь разноцветным нарядом деревьев и кустов. Теперь в нем преобладали золотые и оранжевые тона. Наконец, устав, Лена подошла к большой березе, оперлась на нее спиной и молча, взглянула на Гену. Синева ее глаз так соответствовала цвету неба над ними! Она была столь прекрасна, что у Гены заболело сердце - и он не смог сдержать слова, уже давно вертевшиеся у него на языке. Они как-то помимо его воли сами вырвались из уст.

       — Лена, я люблю тебя, безумно люблю! — сказал он и замер.

       Она молчала. Слов отказа, которых он боялся больше смерти, не последовало. Тогда ободренный ее молчанием он повторил:

       — Лена, я люблю тебя! Ты меня слышишь? Почему ты молчишь?

       — Слышу, — отозвалась она. — Как это ты, наконец, решился? Я уже думала, что у тебя никогда не хватит смелости. Так и будешь молчать.

       — Да, а если бы ты сразу сказала - нет. Как бы я жил дальше?

       — А я разве сказала - да?

       — Так скажи. Что тебе мешает?

       — Не знаю я, Гена. Я к тебе очень хорошо отношусь, порой, просто, не могу без тебя обойтись. Но люблю ли я тебя - не знаю. Может быть, и люблю. Только я как-то иначе себе это представляла.

       Из всей этой тирады Гена почему-то лучше всего услышал слова «люблю» и «тебя». Теряя голову, он слегка коснулся дрожащими губами ее прелестных, мучительно любимых губ. И сейчас же отпрянул. Но по роже не получил, как ожидал. Она с любопытством смотрела на него - и все. Тогда, осмелев, он схватил ее в охапку, оторвал от земли и впился в ее губы так, что у самого перехватило дыхание. Именно в этот момент Гена и заметил Маринку, глядевшую на них квадратными глазами. Он показал ей исподтишка кулак, и понятливая Маринка быстренько умотала. За ней плелся какой-то длинный парень, но в этот миг Гене было не до них. Вдруг Лена уперлась руками ему в грудь и попыталась оттолкнуться.

       — А кусаться зачем? — сердито спросила она, высвобождаясь из его объятий.

       — От страсти, — виновато ответил Гена, — извини, увлекся.

       Они помолчали. Потом он осторожно спросил:

       — Лен, что ты чувствовала сейчас?

       — Губы твои чувствовала на своих. Что еще можно чувствовать? А ты? Что-нибудь особенное чувствовал?

       — Я чувствовал - все! Просто, улетел.

       — Что все?

       — Ну, Лена, я же мужчина. Все, что чувствует мужчина, когда целует любимую. Тебе объяснить в подробностях?

       — Не надо. — Она густо покраснела. — Пойдем домой. На завтра уроков полно, а у меня квартира не убрана и обеда нет. У мамы опять эта воскресная школа. Ни одного выходного дня - как так можно?

       — Давай еще погуляем. Я потом тебе пропылесосю и с обедом помогу.

       — Нет, спасибо. Сама справлюсь.

       — Лена, ты рассердилась?

       — Нет, я же тебе позволила. Но знаешь, больше не надо этого.

       — Что совсем никогда? Нет, я так не согласен. Леночка, тебе было очень неприятно, да?

       — Нет, ну почему - очень? Не неприятно. Но я сама не знаю. Гена, прости меня. Но пока не надо.

       — А ты скажешь, когда будет можно? Я согласен ждать, сколько угодно. Ты только скажи когда-нибудь.

       — Конечно, скажу, если будет. Не обижайся, ладно? Пойдем домой.

       — Ну, пойдем, раз тебе так хочется, — грустно согласился Гена и поплелся за ней.

       На душе у него скребли кошки, и даже воспоминание о поцелуе не грело ее. Он понял главное: она решилась проверить свои чувства к нему. И то, что она почувствовала, оказалось не в его пользу. Но отступать он не собирался. Потому что без нее жизнь теряла всякий смысл. Все годы с того мгновенья, когда он впервые увидел ее, он жил только ею. Только с нею были связаны все его мысли и желания. Он будет ждать дальше. И никого к ней не подпустит. Никто не посмеет к ней приблизиться и посягнуть на ее сердце - он его просто уничтожит. И она, в конце концов, сдастся - ведь она создана для любви. Она уже тоскует по любви - он это чувствует. Она будет, будет принадлежать ему. Надо только дождаться подходящего момента и не упустить его. Он сделал один шаг, сделает и второй.

       — Гена, иди домой. Я хочу побыть одна, — попросила Лена, когда он, было, сунулся следом за ней в дверь ее квартиры.

       Ей совсем не хотелось оставаться после всего с ним наедине. Хотя она была уверена - он и пальцем не пошевелит без ее желания.

       — Не, я в магазин пойду. Может, тебе чего надо?

       Гена вспомнил, что в холодильнике шаром покати. А ведь он обещал матери купить продукты. Сейчас они все вернуться домой, а есть нечего.

       — Купи молока и сметаны. Погоди, я тебе денег дам.

       — Не надо, у меня есть. Потом отдашь.

       Все-таки это был повод зайти к ней снова после магазина. Может, сменит гнев на милость? И действительно, когда он занес на обратном пути продукты, она выглядела гораздо спокойнее и без слов разрешила ему похозяйничать на кухне. Он стал молоть мясо, а она принялась чистить картошку. В дверь позвонили. Это вернулись с прогулки близнецы и сразу заныли:

       — Гена, дай рубль! Лена, дай рубль!

       — Щас дам! — пригрозил Гена. — Догоню и еще дам! А ну пошли отсюда, попрошайки!

       И он сделал шаг к двери. Близнецов, как ветром, сдуло. Уже с лестницы они заорали:

       — Жадина-жадина! Жадина-говядина!

       — Не запирай, — попросил Гена, — я им дам по шее и вернусь.

       — Оставь их. Погоди, вот два рубля, дай им. Может, людям очень надо.

       — Еще чего! Им только дай - каждый день клянчить будут. На жвачку им не хватает. Жуют с утра до вечера, как коровы. Смотреть противно. В ванной жуют, в туалете сидят - жуют, телевизор смотрят - жуют. Даже, когда дерутся, жуют.

       — Зато кариеса не будет.

       — Зато язва желудка будет! Ты же биологию изучаешь, знаешь, что такое безусловный рефлекс. После еды - еще, куда ни шло. А на пустой желудок - это же выброс соляной кислоты! Желудочный сок - это что, по-твоему? И соляная кислота, не найдя пищи, что начинает переваривать? Слизистую их желудков. Не удивлюсь, если у них там уже эрозии. То-то они чуть что, за животы хватаются. А ты им еще потакаешь.

       — Вот и объяснил бы им, как мне. А то сразу - по шее.

       — Думаешь, я не объяснял? Как об стенку горохом! Только хорошую затрещину понимают. Ладно, пойду, посмотрю, чем они занимаются.

       Когда он ушел, Лена бессильно опустила руки, выронив не дочищенную картофелину, и задумалась. Почему она не отвечает ему? Он так ее любит - наверно, никто ее уже так любить не будет. Он лучше всех, кого она знает. Во всей школе равного ему парня нет. Что ей мешает ответить ему взаимностью? Он был бы так счастлив! Он заслуживает счастья. Своей любовью, своей беззаветной преданностью. Она всю жизнь за ним, как за каменной стеной. Нельзя же быть такой неблагодарной! И ведь ей хочется любви, уже давно хочется, чего греха таить. И объятий хочется, и поцелуев. И всего остального, а что? Ей же уже семнадцатый год. Всем можно, а ей нельзя? Но почему все в ней противится его любви? Надо с мамой посоветоваться - может, она объяснит. Мама ее лучшая подруга, ей можно доверить все.

       — Что случилось? — спросила Ольга с порога, только взглянув на дочку.

       — С Геной поссорилась?

       — Нет, с чего ты взяла? Мы не ссорились.

       — Да у тебя лицо какое-то не такое. Какое-то опрокинутое.

       — Ну, ты и скажешь, ма! Опрокинутое - это как?

       — Не как всегда. Будто ты внутрь себя смотришь. Ладно, не лови меня за язык. Рассказывай, что случилось.

       — Давай обедать. Я суп с фрикадельками сварила. Гена мне мясо смолол, а то у меня уже рука болит от этой мясорубки.

       — Ножи надо поточить.

       — Да я уже их точила-точила. Не помогает. Давай электромясорубку купим. Нажал на кнопку, чик-чирик и фарш уже готов.

       — Ты прямо, как Марина, стихами заговорила. Ладно, ты мне зубы не заговаривай. Рассказывай, что стряслось.

       Ольга налила себе и дочке супу, взяла ложку и приготовилась слушать.

       — Меня Гена сегодня поцеловал, — опустив глаза и медленно краснея, выдавила из себя Лена.

       И даже сама удивилась, как трудно это произнести вслух при маме.

       — Ты ему разрешила? — Ольга даже есть перестала.

       О Господи! Начинается. А она так надеялась, что все это оттянется хотя бы до поступления в институт. Напрасно надеялась.

       — Где это произошло?

       — В парке. Я разрешила. Он мне в любви объяснился. Так внезапно. Я думала, он никогда не решится.

       — И что?

       — Ну и он меня поцеловал.

       — И как тебе его поцелуй? Что ты почувствовала?

       — Ты знаешь - я не поняла. Ну, его губы на своих губах. Не очень приятно. А у тебя так было?

       — Да, я до твоего папы раза два целовалась с однокурсниками. Нет, три. Или четыре?

       — А может пять? — В голосе дочери звучала ирония. — Как это можно не помнить?

       — Может и пять, — засмеялась Ольга. — Знаешь, вечеринки всякие, выезды на природу. В общем, целовалась. И тоже впечатление, как у тебя, - чужие губы на своих губах. И все. Значит, настоящая любовь еще не пришла.

       — А как бывает, когда настоящая? Как у тебя с папой было?

       — О, тогда все совсем по-другому. У нас с папой было так. Мы только познакомились. Но я сразу влюбилась в него - с первого взгляда. Я даже вначале сопротивлялась этой любви, испугалась ее. Помню, он позвал меня поплавать, так я отказалась. Задрала нос и говорю:

       «Плывите сами, а я не хочу!».

       - А так хотелось!

       — Почему же отказалась? Если хотела.

       — Я же говорю - так влюбилась, что страшно стало. Для меня весь мир с того мгновения, как я его увидела, стал другим. И я испугалась. Отказалась идти с ними в ресторан - с папой и дядей Отаром. Тетя Юля на меня за это даже рассердилась. Помню, мне очень захотелось побыть одной. Я пошла на лоджию и попыталась читать. Но ничего не понимала, что читала. Я отбросила книгу, закрыла глаза и сразу увидела, мысленно, конечно, твоего папу. Как он смотрит на меня и улыбается. И тогда я представила себе - только представила, что он меня целует. Лена, я испытала настоящий шок. Меня пронзило такое чувство - я даже не знаю, как его назвать, - какой-то острой боли. Это было тако-ое потрясение! Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Еле дыхание перевела. Вот как это было. А ведь мы тогда только познакомились. Поэтому, когда влюбишься по-настоящему - это ни с чем не спутаешь.

       — Мама, что мне делать? Как дальше вести себя с Геной?

       — А что, он на чем-нибудь настаивает?

       — Нет, что ты! Он смирный, как ягненок. Ты же знаешь - он умеет держать себя в руках.

       — Ну, тогда, чего тебе беспокоиться? Будь с ним, как будто ничего не случилось. Как раньше. И больше доверяй своему сердцу. Не расчету, а сердцу. Но при этом все-таки голову не теряй - впереди выпускные и вступительные экзамены. Жалко будет, если медаль сорвется - ведь столько лет одни пятерки. Хотя это, конечно, не главное.

       — А что главное?

       — Главное, девочка, это любовь! Для нас, женщин любовь - самое главное, главнее ничего нет. Все остальное - экзамены, учеба, специальность - все это только ради любви, только для нее одной. Без любви все внешние атрибуты счастливой жизни - успех, карьера, достаток - не имеют никакого смысла. Без нее ты никогда не будешь счастлива. А я так этого хочу. Поэтому жди ее и не торопись. Чтобы не ошибиться.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Ирина Касаткина.