И. В. СТАЛИН. ЧАСТЬ 19.
О послевоенном устройстве мира.
«Касаясь политики Советского правительства в отношении Японии, товарищ Сталин говорит, что, как он уже говорил, нужно добиваться того, чтобы Япония не могла воевать. Нужно взять в плен японские военные кадры и разоружить военную промышленность и ту промышленность, которая может работать для удовлетворения военных нужд. Что касается политики Советского правительства в отношении Китая, то это политика дружбы и поддержки национального правительства Китая. Об этом было открыто, сказано в опубликованных коммюнике» - («Запись беседы с Цзян Цзинго, личным представителем Чан Кайши, 3 января 1946 года» том 18).
«Он, товарищ Сталин, откровенно говорит то, что знает, и спрашивает о том, чего он не знает, то есть насчет разоружения японской армии и соглашения между Чан Кайши и Мао Цзэдуном. Он, товарищ Сталин, не знает, почему тянут с разоружением японцев. Советское командование быстро разоружило японцев, и при желании их можно быстро разоружить. Цзян Цзинго отвечает, что первое время китайское правительство не располагало достаточными силами для разоружения японцев. Товарищ Сталин замечает, что для разоружения японцев почти никаких сил не нужно. Цзян Цзинго заявляет, что сейчас китайское правительство располагает силами и с японцами будет покончено. Советско-китайский договор направлен против Японии, и Генералиссимус Сталин может быть спокоен, что в своей политике по отношению к Японии Китай будет исходить из того, чтобы помешать Японии снова встать на ноги. Что касается разоружения японских войск в Китае, то разрешение этой задачи осложняется географическими обстоятельствами и тем фактом, что китайские войска были в свое время оттеснены японцами в южные районы. Товарищ Сталин спрашивает, почему японцев не разоружают американцы. Японцы не сопротивляются. Ведь капитуляция японских войск уже объявлена» - («Запись беседы с Цзян Цзинго, личным представителем Чан Кайши, 3 января 1946 года» том 18).
«Ваше совместное с Премьером господином Черчиллем послание от 18 апреля и послание, переданное мне через В. М. Молотова, 24 апреля получил.
1. Из этих посланий видно, что Вы продолжаете рассматривать Временное Польское Правительство не как ядро будущего Польского Правительства Национального Единства, а просто как одну из групп, равноценную любой другой группе поляков. Такое понимание положения Временного Польского Правительства и такое отношение к нему трудно согласовать с решением Крымской конференции о Польше. На Крымской конференции, мы все трое, включая и Президента Рузвельта, исходили из того, что Временное Польское Правительство, как действующее ныне в Польше и пользующееся доверием и поддержкой большинства польского народа, должно быть ядром, то есть главной частью, нового, реорганизованного Правительства Национального Единства. Вы, видимо, не согласны с таким пониманием вопроса. Отклоняя югославский пример 93 как образец для Польши, Вы тем самым подтверждаете, что Временное Польское Правительство не может быть рассматриваемо как основа и ядро будущего Правительства Национального Единства.
2. Следует также учесть и то обстоятельство, что Польша граничит с Советским Союзом, чего нельзя сказать о Великобритании и США. Вопрос о Польше является для безопасности Советского Союза таким же, каким для безопасности Великобритании является вопрос о Бельгии и Греции. Вы, видимо, не согласны с тем, что Советский Союз имеет право добиваться того, чтобы в Польше существовало дружественное Советскому Союзу Правительство, и что Советское Правительство не может согласиться на существование в Польше враждебного ему Правительства. К этому обязывает, кроме всего прочего, та обильная кровь советских людей, которая пролита на полях Польши во имя освобождения Польши. Непонятно, почему при обсуждении вопроса о Польше не хотят учитывать интересы Советского Союза с точки зрения его безопасности.
3. Надо признать необычными условия, когда два Правительства - Соединенные Штаты и Великобритания - заранее сговариваются по вопросу о Польше, где СССР, прежде всего и больше всего заинтересован, и ставят представителей СССР в невыносимое положение, пытаясь диктовать ему свои требования. Должен констатировать, что подобная обстановка не может благоприятствовать согласованному решению вопроса о Польше.
4. Я готов выполнить Вашу просьбу и сделать все возможное, чтобы достигнуть согласованного решения. Но Вы требуете от меня слишком многого. Попросту говоря, Вы требуете, чтобы я отрешился от интересов безопасности Советского Союза, но я не молу пойти против своей страны. По-моему, есть один выход из создавшегося положения: признать югославский пример как образец для Польши. Я думаю, что это могло бы позволить прийти к согласованному решению» - (Переписка 2, № 298. И. В. Сталин. Г. Трумэну. 24 апреля 1945 года).
«Сталин:
- Наша концепция, концепция русских во время войны, при занятии территории противника состоит в следующем. Армия воюет, она идет вперед и не имеет никаких забот, кроме как выиграть сражение. Но, чтобы армия могла двигаться вперед, она должна иметь спокойный тыл. Она не может воевать с врагом на фронте и одновременно в тылу. Армия хорошо воюет, если тыл спокоен и если тыл сочувствует ей и помогает. Представьте себе положение, когда немецкое население либо бежит за своими отступающими войсками, либо стреляет в спину нашим войскам. А польское население идет вслед за нашими войсками. При таком положении естественно стремление армии иметь в тылу администрацию, которая ей сочувствует и помогает. В этом все дело» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Потсдамская конференция 21 июля 1945 год. Пятое заседание).
«Сталин:
- Речь идет о том, что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские - к Белоруссии, то есть между нами и Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная советской Конституцией. Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Тегеранская конференция Тегеран, 1 декабря 1943 год. Заседание за круглым столом).
«Господин Черчилль недоволен, что Польша сделала поворот в своей политике в сторону дружбы и союза с СССР. Было время, когда во взаимоотношениях между Польшей и СССР преобладали элементы конфликтов и противоречий. Это обстоятельство давало возможность государственным деятелям вроде господина Черчилля играть на этих противоречиях, подбирать к рукам Польшу под видом защиты от русских, запугивать Россию призраком войны между нею и Польшей и сохранять за собою позицию арбитра. Но это время ушло в прошлое, ибо вражда между Польшей и Россией уступила место дружбе между ними, а Польша, современная демократическая Польша, не желает быть больше игральным мячом в руках иностранцев. Мне кажется, что именно это обстоятельство приводит господина Черчилля в раздражение и толкает его к грубым, бестактным выходкам против Польши. Шутка ли сказать: ему не дают играть за чужой счет» - («Ответ корреспонденту «Правды», 1946 год» том 16).
«Что касается нападок господина Черчилля на Советский Союз в связи с расширением западных границ Польши, за счет захваченных в прошлом немцами польских территорий, то здесь, как мне кажется, он явным образом передергивает карты. Как известно, решение о западных границах Польши было принято на Берлинской конференции трех держав на основе требований Польши. Советский Союз неоднократно заявлял, что он считает требования Польши правильными и справедливыми. Вполне вероятно, что господин Черчилль недоволен этим решением. Но почему господин Черчилль, не жалея стрел против позиции русских в этом вопросе, скрывает от своих читателей тот факт, что решение было принято на Берлинской конференции единогласно, что за решение голосовали не только русские, но также англичане и американцы? Для чего понадобилось господину Черчиллю вводить людей в заблуждение?» - («Ответ корреспонденту «Правды», 1946 год» том 16).
«Товарищ Сталин отвечает, что в Европе обычно число портфелей, которыми партия располагает в правительстве, соответствует числу ее депутатов в парламенте. В Америке и Англии правительства формируются из членов той партии, которая получила большинство. Например, на последних выборах в Англии лейбористы получили большинство, и они сформировали правительство, состоящее только из лейбористов. Тем не менее, англичане и американцы требуют, чтобы в других странах, например в Румынии, Болгарии и Польше, в правительстве были представлены оппозиционные партии. Когда он, товарищ Сталин, спрашивает англичан и американцев, почему они не пускают в свои правительства представителей оппозиции, они пожимают плечами. Во Франции дело обстоит иначе. Существующая там система формирования правительства ближе к демократизму, поскольку в правительстве участвуют также представители партий, получивших меньшинство. Если не допускать представителей оппозиции в правительство, то она переходит на нелегальную борьбу. Если же допустить их, то оппозиция становится лояльной. В этом преимущество допуска представителей оппозиции в правительство» - («Запись беседы с Цзян Цзинго, личным представителем Чан Кайши, 3 января 1946 года» том 18).
«Какие имеются средства для того, чтобы предотвратить новую агрессию со стороны Германии, а если война все же возникнет - задушить ее в самом начале и не дать ей развернуться в большую войну? Для этого, кроме полного разоружения агрессивных наций, существует лишь одно средство:
- создать специальную организацию защиты мира и обеспечения безопасности из представителей миролюбивых наций,
- дать в распоряжение руководящего органа этой организации минимально необходимое количество вооруженных сил, потребное для предотвращения агрессии,
- и обязать эту организацию в случае необходимости применить без промедления эти вооруженные силы для предотвращения или ликвидации агрессии и наказания виновников агрессии.
Это не должно быть повторением печальной памяти Лиги Наций, которая не имела ни прав, ни средств для предотвращения агрессии. Это будет новая, специальная, полномочная международная организация, имеющая в своем распоряжении все необходимое для того, чтобы защитить мир и предотвратить новую агрессию. Можно ли рассчитывать на то, что действия этой международной организации будут достаточно эффективными? Они будут эффективными, если великие державы, вынесшие на своих плечах главную тяжесть войны против гитлеровской Германии, будут действовать и впредь в духе единодушия и согласия. Они не будут эффективными, если будет нарушено это необходимое условие» - («Доклад на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями города Москвы 6 ноября 1944 года» том 15).
«Я разделяю Вашу уверенность в том, что прочное согласие между тремя ведущими державами является верной гарантией будущего мира и отвечает лучшим надеждам всех миролюбивых народов. Последовательность наших правительств в такой политике в послевоенный период, как этого мы достигли во время этой великой войны, будет, мне кажется, иметь решающее значение» - (Переписка 1, № 328. Секретно и лично от премьера И. В. Сталина премьер-министру господину У. Черчиллю. 30 сентября 1944 года).
«Черчилль высказывал опасение, как бы ни подумали о том, что три великие державы хотят господствовать над миром. Но кто замышляет такое господство? Соединенные Штаты? Нет, они об этом не думают. (Смех и красноречивый жест Президента.) Англия? Тоже нет. (Смех и красноречивый жест Черчилля.) Итак, две великие державы выходят из сферы подозрений. Остается третья. СССР. Значит, СССР стремится к мировому господству? (Общий смех.) Или, может быть, Китай стремится к мировому господству? (Общий смех.) Ясно, что разговоры о стремлении к мировому господству ни к чему. Его друг Черчилль не сможет назвать ни одной державы, которая хотела бы властвовать над миром. Две великие державы приняли устав международной организации безопасности, который, по мнению Черчилля, защитит их от обвинений в желании властвовать над миром. Третья держава еще не дала своего согласия на этот устав. Однако он изучит предложения, сформулированные Стеттиниусом, и, возможно, тогда ему станет яснее, в чем тут дело. Он думает, однако, что перед союзниками стоят сейчас гораздо более серьезные проблемы, чем вопрос о праве наций на высказывание своего мнения или вопрос о стремлении трех главных держав к мировому господству. Черчилль говорил, что нет оснований опасаться чего-нибудь нежелательного даже в случае принятия американских предложений. Да, конечно, пока все мы живы, бояться нечего. Мы не допустим опасных расхождений между нами. Мы не позволим, чтобы имела место новая агрессия против какой-либо из наших стран. Но пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда? Мы как будто бы задаемся целью обеспечить мир, по крайней мере, на 50 лет вперед. Или, может быть, он, Сталин, думает так по своей наивности? Самое же важное условие для сохранения длительного мира - это единство трех держав. Если такое единство сохранится, германская опасность не страшна. Поэтому надо подумать о том, как лучше обеспечить единый фронт между тремя державами, к которым следует прибавить Францию и Китай. Вот почему вопрос о будущем уставе международной организации безопасности приобретает такую важность. Надо создать, возможно, больше преград для расхождения между тремя главными державами в будущем. Надо выработать такой устав, который максимально затруднял бы возникновение конфликтов между ними. Это - главная задача» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Крымская конференция 6 февраля 1945 год. Третье заседание в Ливадийском дворце).
«Получил Ваше письмо от 10 февраля. Я совершенно согласен с Вами, что, поскольку число голосов Советского Союза увеличивается до трех в связи с включением в список членов Ассамблеи Советской Украины и Советской Белоруссии, следует также увеличить количество голосов для США. Я думаю, что можно было бы довести количество голосов США до трех, как у Советского Союза и его двух основных Республик. Если это понадобится, я готов официально поддержать это свое предложение» - (Переписка 2, № 272. Президенту Франклину Д. Рузвельту. Кореиз, 11 февраля 1945 года).
«Я придаю Организации Объединенных наций большое значение, так как она является серьезным инструментом сохранения мира и международной безопасности. Сила этой международной организации состоит в том, что она базируется на принципе равноправия государств, а не на принципе господства одних над другими. Если Организации Объединенных Наций удастся сохранить и впредь принцип равноправия, то она, безусловно, сыграет большую положительную роль в деле обеспечения всеобщего мира и безопасности» - («Ответы на вопросы господина Э. Гильмора, 1946 год» том 16).
«Господин Моррисон утверждает, что Североатлантический пакт является оборонительным пактом, что он не преследует целей агрессии, что он, наоборот, направлен против агрессии. Если это верно, то почему инициаторы этого пакта не предложили Советскому Союзу принять участие в этом пакте? Почему они отгородились от Советского Союза? Почему они заключили его за спиной и втайне от СССР? Разве СССР не доказал, что он умеет и желает бороться против агрессии, например, против гитлеровской и японской агрессии? Разве СССР боролся против агрессии хуже, чем, скажем, Норвегия, являющаяся участником пакта? Чем объяснить эту удивительную несообразность, чтобы не сказать больше? Если Североатлантический пакт является оборонительным пактом, почему англичане и американцы не согласились на предложение Советского правительства обсудить на Совете министров иностранных дел характер этого пакта? Как известно, Советское правительство предложило обсудить на Совете министров иностранных дел все пакты, заключенные им с другими странами. Почему же англичане и американцы боятся сказать правду об этом пакте и отказались подвергнуть обсуждению Североатлантический пакт? Не потому ли, что Североатлантический пакт содержит положения об агрессии против СССР и что инициаторы пакта вынуждены скрывать это от общественности? Не потому ли согласилось лейбористское правительство превратить Англию в военно-авиационную базу Соединенных Штатов Америки для нападения на Советский Союз? Вот почему советские люди квалифицируют Североатлантический пакт как агрессивный пакт, направленный против СССР» - («По поводу заявления господина Моррисона» том 18).
«Черчилль говорил, что нет оснований опасаться чего-нибудь нежелательного даже в случае принятия американских предложений. Да, конечно, пока все мы живы, бояться нечего. Мы не допустим опасных расхождений между нами. Мы не позволим, чтобы имела место новая агрессия против какой-либо из наших стран. Но пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда? Мы как будто бы задаемся целью обеспечить мир, по крайней мере, на 50 лет вперед. Или, может быть, он, Сталин, думает так по своей наивности?» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Крымская конференция 6 февраля 1945 год. Третье заседание в Ливадийском дворце).
О репарациях.
«Что дает моральное право советскому народу говорить о репарациях? Это то, что значительная часть территории Советского Союза была оккупирована вражескими войсками. Три с половиной года советские люди находились под пятой оккупантов. Если бы не было оккупации, может быть, у русских не было бы морального права говорить о репарациях. Может быть» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Потсдамская конференция 28 июля 1945 год. Десятое заседание).
«Я не привык жаловаться, но должен сказать, что наше положение еще хуже. Мы потеряли несколько миллионов убитыми, нам людей не хватает. Если бы я стал жаловаться, я боюсь, что вы тут прослезились бы, до того тяжелое положение в России. Но я не хочу причинять вам неприятности» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Потсдамская конференция 25 июля 1945 год. Девятое заседание).
«Сталин:
- Русские не имеют незамерзающих портов на Балтийском море. Поэтому русским нужны были бы незамерзающие порты Кенигсберг и Мемель и соответствующая часть территории Восточной Пруссии. Тем более что исторически - это исконно славянские земли» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Тегеранская конференция Тегеран, 1 декабря 1943 год. Заседание за круглым столом).
«Должен сказать, что после Вашего совместного положительного ответа в Тегеране на поставленный мною вопрос о передаче Советскому Союзу итальянских судов до конца января 1944 года я считал этот вопрос решенным, и у меня не возникало мысли о возможности какого-либо пересмотра этого принятого и согласованного между нами троими решения. Тем более что, как мы тогда уговорились, в течение декабря и января этот вопрос должен был быть полностью урегулирован и с итальянцами. Теперь я вижу, что это не так и что с итальянцами даже не говорилось ничего по этому поводу» - (Переписка 2, № 157. Лично и секретно от премьера И. В. Сталина президенту господину Франклину Рузвельту и премьер-министру господину Уинстону Черчиллю. 29 января 1944 года).
«Получил Ваше сообщение о Вашем заявлении на пресс-конференции в Вашингтоне относительно передачи части итальянских судов или их эквивалента из числа американского и британского тоннажа Советскому Союзу. Благодарю Вас» - (Переписка 2, № 174. Лично и секретно от премьера И. В. Сталина президенту господину Ф. Д. Рузвельту. 6 марта 1944 года).
«Он, Сталин, думает, что основным принципом при распределении репараций должен быть следующий: репарации в первую очередь получают те государства, которые вынесли на своих плечах основную тяжесть войны и организовали победу над врагом. Эти государства - СССР, США и Великобритания. Возмещение должны получить не только русские, но также американцы и англичане, и притом в максимально возможном размере. Если Соединенные Штаты, как говорил Рузвельт, не заинтересованы в получении из Германии машин или рабочей силы, то могут найтись другие формы репараций, более подходящие для них, например сырье и тому подобное. Во всяком случае, должно быть твердо установлено, что право на репарации, прежде всего, имеют те, кто сделал наибольший вклад в разгром врага. При подсчете активов, которыми Германия будет располагать для уплаты репараций, надо исходить не из нынешнего положения, а принимать во внимание те ресурсы, которыми Германия будет располагать по окончании войны, когда все ее население вернется в страну, а фабрики и заводы начнут работать. Тогда активов у Германии будет больше, чем сейчас, и государства, о которых он говорил, смогут рассчитывать на довольно значительное возмещение своего ущерба. Хорошо было бы, чтобы обо всем этом поговорили между собой три министра иностранных дел и затем доложили конференции» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Крымская конференция 5 февраля 1945 год. Второе заседание в Ливадийском дворце).
«Сталин заявляет, что неправильно создавать впечатление, будто бы мы намерены брать репарации деньгами. Речь идет не о деньгах, а о товарах на сумму в 20 миллиардов американских долларов. Сейчас уже имеется три соглашения - с Венгрией, Финляндией и Румынией, в которых записаны суммы репараций, взимаемых в натуре, и до настоящего времени у нас не было никаких недоразумений по этому поводу. Или, может быть, конференция желает, чтобы русские совсем не получали репараций? Согласны ли с тем, чтобы взять товары с Германии для возмещения убытков? У нас еще нет решения по вопросу о репарациях, и даже принципы взимания репараций не приняты. Он предлагает принять следующее решение:
«Три державы согласны в том, что Германия должна оплатить товарами (или в натуре) наиболее существенные убытки, причиненные ею в ходе войны союзным нациям. Поручить репарационной комиссии обсудить вопрос о размерах возмещения убытков, предложив взять за основу советско-американскую формулу, и о результатах доложить правительствам».
Сталин указывает далее, что американская сторона согласилась принять сумму в 20 миллиардов долларов как базу для дискуссии, имея, конечно, в виду, что возмещение убытков будет в натуре. Советская сторона не предлагает сейчас опубликования данного решения. Это можно будет сделать тогда, когда все три державы сочтут такой шаг необходимым. Сталин просит Черчилля назвать свою цифру репараций. Советская сторона не считает выдвинутую ею сумму неизменной и предлагает ее лишь для обсуждения. Он предлагает принять решение о репарациях в следующей форме:
1) Главы трех правительств согласились, что Германия должна возместить в натуре убытки, причиненные ею в ходе войны союзным странам.
2) Поручить московской репарационной комиссии обсудить вопрос о размерах убытков, подлежащих возмещению, и о своих выводах доложить правительствам» - (Тегеран‑Ялта‑Потсдам, Крымская конференция 10 февраля 1945 год. Седьмое заседание в Ливадийском дворце).
P. S.
Как мы видим по переписке, И. В. Сталин являлся настоящим руководителем страны, переживающим за будущие поколения. Его логика, порядочность и честность безупречна. Он бьётся за каждый сантиметр территории СССР в отличие от руководителей современной России. Его фигура была продиктована Свыше, чтобы спасти земли русского народа и я убеждён в том, что никто другой не смог бы вынести всю тяжесть того времени. Мало того, исследования М.Н. Задорнова в отношении территории и древности славянского (русского) народа, полностью подтверждены словами вождя СССР - (личное оценочное и субъективное мнение Валерия Сивоконь).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Материал предоставил кандидат философских наук А. И. Шарапов.
Комментарии
Я промок до нитки. Лужа у двери.
Плащ снимаю липкий, сбросил сапоги.
Душ
приняв, накинул на себя халат.
Трепетно прижал к себе малых
"соколят".
Подается ужин, красное вино.
В комнатах уютно,сухо и
тепло.
В кресле, у камина, милая сидит.
Сладко улыбаясь, что-то
говорит.
Я ее целую, млею у огня.
Обняла любимая ласково меня.
Просит
сын, проказник одолеть урок.
За окном протяжно прозвучал гудок...
Что
за навожденье - слышу стоны, крик?
Отчего в смятении, почему я сник?
В
голове туманиться, путаюсь в словах.
У жены - обильные слезы на
глазах-?
Где я, что за лица, почему барак?
Вижу гнев военного,
занесен кулак-?
Да ведь это...Боже, помоги мне встать,
Если не
настало время помирать.
Снег, холодный ветер, у костра - конвой.
Падают
деревья, срубленные мной.
К ночи, по баракам строем разведут.
Перед
сном баланду похлебать дадут.
День семьсот двадцатый. Годы впереди.
Я
валюсь на нары, погружаюсь в сны.
-В кресле, у камина, милая сидит.
Сладко
улыбаясь, что-то говорит...
Очевидное
Разве не видно, что нет здесь Балтийского моря?
Здесь нерождённые дети замёрзшего гетто
Спят по сугробам, нажравшись паленого горя.
Бог разрешил нам не верить, не жить и не плакать.
Партия нам приказала счастливо смеяться,
Рухнуть лицом в проржавевшую серую слякоть,
И наблюдать, как они над тобой веселятся.
Слиплись слезами и гноем распухшие веки,
В венах течет неразбавленной радости доза.
Это не дети играют, а корчатся зеки
В пыльной песочнице тифа и туберкулёза.
Бог пошутил остроумно, лукаво и мудро,
Мылом намазав веревки, решетки и цепи.
Это не полдень, а темное снежное утро.
Это не солнце, а с вышки прожектором слепят.
Счастье забросить на самую верхнюю полку,
Долго пытаться достать и понять, что не можешь.
Видел во сне, что снимаю с любимой футболку -
Утром увидел, что кто-то содрал с меня кожу.
Наши глаза затянулись слезами и гноем.
Кровью залиты слова и разбиты коленки.
Это не мы здесь гуляем, а нас под конвоем
Два офицера ведут к окончательной стенке.
Разве не видно, что это зима, а не лето?
Разве не видно, что нет здесь Балтийского моря?
Здесь нерождённые дети замёрзшего гетто
Спят по сугробам, нажравшись паленого горя.
Бог разрешил нам не верить, не жить и не плакать.
Партия нам приказала счастливо смеяться,
Рухнуть лицом в проржавевшую серую слякоть,
И наблюдать, как они над тобой веселятся.
Слиплись слезами и гноем распухшие веки,
В венах течет неразбавленной радости доза.
Это не дети играют, а корчатся зеки
В пыльной песочнице тифа и туберкулёза.
Бог пошутил остроумно, лукаво и мудро,
Мылом намазав веревки, решетки и цепи.
Это не полдень, а темное снежное утро.
Это не солнце, а с вышки прожектором слепят.
Счастье забросить на самую верхнюю полку,
Долго пытаться достать и понять, что не можешь.
Видел во сне, что снимаю с любимой футболку -
Утром увидел, что кто-то содрал с меня кожу.
Наши глаза затянулись слезами и гноем.
Кровью залиты слова и разбиты коленки.
Это не мы здесь гуляем, а нас под конвоем
Два офицера ведут к окончательной стенке.
Напряги мозги, человечество,
Растолкуй про мои мытарства:
Почему я, любя отечество,
Матерю свое государство?
Не ответил мир ошарашенный,
Промычал, что нет прецедента.
То есть, нет аналога нашему
Историческому моменту.
Вот и я гляжу, дело темное.
Разломили страну, как булку.
К сердцу Родины, многотонному,
Люди-крошки прилипли будто.
Кто прикрыть собою старается.
А кто руки втихую греет.
Кто – народ, тот, понятно, мается.
Ну а прочий люд богатеет.
Я и сам, как расколот надвое,
И в душе под орех разделан.
Не скажу, что всех больше надо мне,
Но в стране до всего мне – дело.
И беру за грудки правительство.
И даю властолюбцам жару.
Я имею свой вид на жительство
В русской части земного шара.
И попробуй, заедь по морде мне.
Эй, чиновничья грязь, - раздайся.
Я живу у себя на Родине.
А чиновники – в государстве.
Вот и разница вся, как будто.
Но огромна она, как бездна.
Разломили страну, как булку,
А народ не зовут к обеду.
От разрыва сердце не лечится.
Вот ведь русской судьбы коварство –
Умирать от любви к Отечеству,
Матеря свое государство.
Я мертв, я умер… Нет меня в помине,
Меня давно на этом свете нет,
Я сплю в холодной каменной твердыне
Вторую тысячу абсурдных черных лет…
Я сплю в далеких северных чертогах,
Чтобы не видеть, как ликует мразь
В своих церквях, мечетях, синагогах,
Судьбу Руси затаптывая в грязь.
Я сплю в утробе ледяного саркофага,
Чтобы не слышать власти глупый вздор,
Пустого гимна и чужого флага
С двуглавой курицей нелепый триколор.
Последний сын погибшего народа.
Я так хотел не умереть, а победить,
Я умер… Мертв… Но Вечности свобода
Мой гордый дух не даст поработить!
Я мертв, я умер… Нет м
Мой гордый дух не даст поработить!
Я мертв, я умер… Нет меня в помине,
Меня давно на этом свете нет,
Я сплю в холодной каменной твердыне
Вторую тысячу абсурдных черных лет…