ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 7.

  ЧАСТЬ 1. «ЗОЛОТАЯ РЫБКА».

       Глава 7. ДЕСЯТЬ ДНЕЙ.

       Только теперь, находясь, день и ночь под одной крышей с любимым, Оля поняла, что такое настоящая жизнь женщины. Жизнь такая, какой она и должна быть. С великим изумлением она обнаружила, что домашние хлопоты, всегда казавшиеся ей скучными, могут приносить истинное наслаждение. Прежде она не любила убирать, готовить и могла часами валяться на диване с книгой в руках, питаясь одними бутербродами. А теперь? Теперь она выучила наизусть любимые блюда Серго и научилась стряпать, да так, что он уплетал ее обеды за обе щеки и нахваливал. Было невыразимо приятно видеть, как он надевает свежую рубашку, выстиранную и выглаженную ее руками. Она бегала на базар, готовила еду, убирала квартиру — и все на одном дыхании. Во всех ее хлопотах был глубокий смысл: это для него! И потому она не уставала ни капельки. Огонь, так опаливший ее в первые дни, превратился в ровное жаркое пламя. Оно согревало ее изнутри и прорывалось наружу, из-за чего лицо девушки казалось светлым даже в темноте. Теперь ей можно было смотреть на него сколько угодно. Она трогала его загнутые ресницы, гладила брови, запускала пальцы в золотистую шевелюру. А он только моргал и улыбался. Но однажды осторожно спросил:

       — Оля, ты такая умная, математик, диссертацию пишешь. Скажи, что во мне нашла? Ведь я простой милиционер. Неужели дело только… — Тут он запнулся. Но Оля поняла: он хотел сказать «только во внешности» — но постеснялся.

       — Понимаешь, Серго, это трудно объяснить. Конечно, дело не только в красоте. Хотя на нее, прежде всего, обращаешь внимание. Но мне кажется — влюбляешься во все сразу. Как человек улыбается, смотрит на тебя, говорит. А самое главное — что говорит. Вот если бы ко мне подошел дурак с твоей внешностью, я бы на него и внимания не обратила.

       — А я знаю одну девушку, — Серго хитро прищурился, — которая влюбилась в одного юношу с первого взгляда. Тот и слова не успел сказать. Глаз на него поднять не могла. Чтоб не выдать себя.

       — Просто… у тебя такое лицо. — Оля покраснела. — Но если бы ты ляпнул какую-нибудь глупость, все сразу бы прошло.

       — А, ну да, ну да. «Вах, какие дэвушки!», — это, конечно, о-очень умные слова!

       Он откровенно смеялся над ее смущением.

       — Ах, ты вот как! — Сжав кулачки, Оля бросилась на него. Продолжая смеяться, он сгреб ее в охапку.

       — Пусти, медведь!

       Но Серго подержал ее, пока она не перестала трепыхаться. Когда он был так близко, Оля полностью теряла над собой контроль. Все мысли сразу вылетали из головы — оставались только чувства и ощущения. Он знал об этой ее особенности и использовал ее в своих целях. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, она рискнула спросить его о том же.

       – А вот ты мог бы объяснить, чем я тебя привлекла? Ведь кругом столько красивых девушек — куда красивее меня.

       — Неправда, — покачал головой Серго, — ты красивее всех. Глаза у тебя серые, а брови и ресницы темные. И волосы светлые, и вьются так красиво — колечками. А губы — постоянно хочу их целовать.

       И он немедленно исполнил свое желание. Потом продолжил:

       — Ты с виду нежная-нежная. Но в тебе чувствуется… — он на мгновение задумался, — что-то твердое, как стержень. Очень надежная.

       Они все время проводили вместе. Даже на спортивные тренировки, необходимые ему для поддержания формы, он брал ее с собой. Ей нравилось смотреть, как ловко Серго клал на лопатки любого, кто рисковал с ним состязаться. И в стрельбе ему не было равных. Ему ни в чем не было равных. В поселке частенько случались драки между горячими абхазскими и грузинскими парнями, − тогда местная милиция неизменно звала Серго. Ему удавалось утихомиривать самых непримиримых.

       — Чего они не поделили? — удивлялась Оля. — Причем здесь национальность? Какая разница — грузин, абхазец?

       — Есть абхазцы, — пытался объяснить ей Серго, — которые считают, что мы, грузины, позахватили все лучшие места, все руководящие посты. А руководящие посты — это большие деньги. В нашей республике деньги — все! Дом хочешь построить — давай деньги. В институт поступить — опять неси деньги. На хорошую должность устроиться, нужны очень большие деньги. Без денег человек ничто. Вот ты в аспирантуру поступила — за деньги или как?

       — Да ты что, Серго! — Оля даже подскочила. — Какие деньги? Просто, я хорошо училась. Окончила школу с медалью, институт — с красным дипломом. Вот мне и предложили аспирантуру. Я еще студенткой занялась научной работой, а в аспирантуре продолжила ее.

       — А о чем твоя диссертация? Какое-нибудь открытие?

       — Да нет, какое там открытие. Я пытаюсь решить одну задачу из теории вероятности. Если получится, выведу новое уравнение. Вот и все.

       — А какая от этого польза? Кому нужно твое уравнение?

       — Ну, как — кому нужно. Во-первых, просто интересно. Во-вторых, оно покажет путь к решению некоторых задач. Или поставит новую проблему. В математике всегда так. Может, потом кому-нибудь из физиков оно и пригодится — не знаю. Я ведь не прикладник. Я чистый теоретик.

       — А тебе самой это дело нравится?

       — Да, очень! Математика — самая прекрасная наука. Она как хрустальный дворец — чистая, прозрачная. Такая твердая, честная. И захватывающая. В ней нельзя схитрить, соврать — сразу все становится видно. Мне очень нравится моя работа.

       — Ну, хорошо, выведешь ты свое уравнение, а что дальше?

       — Дальше? Дальше защищу диссертацию. Если удастся в институте остаться, буду сначала ассистентом, потом доцентом. Потом, может, докторскую защищу. Но я так далеко не заглядываю. А насчет денег? Конечно, и у нас, наверно, принимают в институт по блату. В нашей группе были такие тупицы! Но чтоб в аспирантуру — это вряд ли. По-моему, это невозможно. Да и бессмысленно. Там сразу видно — дурак ты или нет.

       — А у вас не бывает так, что один пишет диссертацию − за деньги, а другой ее защищает?

       — По-моему, нет. Ведь все всех знают. Нет, это невозможно.

       — А у нас возможно. За деньги все возможно. Поэтому все стремятся делать деньги. Или отнимают у других. А некоторые политики из абхазцев настраивают людей против нас. Иногда и приплачивают, чтобы провокации устраивали, подзуживали народ — мол, это грузины виноваты, что вы такие бедные. Только большинству абхазцев вражда не нужна. У меня столько друзей среди них, и все — отличные ребята! Это нужно политикам — тем, у кого много денег, а хочется еще больше. А глупые люди воюют, режут друг друга, стреляют, убивают. Думают: ради справедливости, ради своих. А на самом деле — ради чужих денег. Если бы я мог, — продолжил он мечтательно, — я бы убедил всех людей, чтобы в каждой стране было два президента или главы правительства: один действующий, а другой запасной. И если один из них развяжет войну, то его немедленно отстранят от власти, и ее возьмет запасной глава, который эту войну сейчас же закончит. Понимаешь, если бы все страны с этим согласились, то войны кончались бы, не успев начаться. Потому что даже победа простым людям ничего не дает. Кто уцелел — как был нищим, так и остался. Богатеют только те, кто наверху. Это им война нужна. А остальным людям нужно просто жить. Работать, растить детей, любить своих женщин. Вот как я люблю тебя.

       — А ты бы мог убить человека?

       — Оля, я милиционер. Я обязан защищать людей. И если бы ребенку или тебе, или другим людям угрожала опасность, я бы убил. Если бы другого выхода не было. Но пока бог миловал. Молю Бога, чтобы за всю жизнь никого не убить. Потому что убить человека — великий грех! Очень страшно такой грех брать на душу, даже если иначе нельзя. Не все это понимают, к сожалению.

       — Серго, да тебе надо быть главой ООН! Все войны сразу бы прекратились, — восклицала Оля.

       — Как у вас говорят: бодливой корове бог рог не дает, — отшучивался он.

       Свою обожаемую Грузию Серго исходил вдоль и поперек. Он часто рассказывал девушке о героической истории родной республики, о ее горах и долинах, о гостеприимном грузинском народе и его замечательных обычаях. Оля с удивлением обнаружила, что ее милый — человек весьма начитанный. В художественной литературе он разбирался куда лучше ее. Его библиотека содержала раз в десять больше книг, чем ее собственная. Его суждения о разных аспектах бытия поражали Олю своей неотразимой логикой — часто весьма отличной от общепринятой. Ее, воспитанную на идеях материализма, давно волновал вопрос о бытие Божием. Ведь если Бога нет, то почему столько веков и такая масса людей верит в него? Среди них есть известные личности, обладающие могучим умом и обширными знаниями. Неужели все они столь слепы, что поклоняются тому, чего нет? И неужели права малая горстка людей, называющих себя атеистами и отрицающих существование Высшего Разума?

       — Как ты думаешь, Серго, Бог есть? — задала она однажды вопрос, который спрашивала у разных людей, чьим мнением дорожила.

       — Обязательно!

       Абсолютная убежденность его ответа задела ее ум математика. Ведь прямых доказательств, подтвержденных наукой, насколько ей известно, нет.

       — А не надо никаких доказательств. — Голос Серго стал очень серьезен. Достаточно простых рассуждений. Вот смотри. Допустим, Бога нет, а есть только молекулы и атомы да всякие там волны. И все живое возникло благодаря их случайным перетасовкам, перемешиванию, разным там химическим реакциям, облучению и тому подобному. Это еще можно допустить. Если очень долго перемешивать. Но ведь в любом зародыше заложена программа его развития. Эту программу кто написал? Что, тоже атомы и молекулы? Ведь чтобы написать такую программу, надо о-очень много думать. Кто думает? Природа? А что такое природа? Природа — это деревья, камни, вода, ветер. Они что ли думают, да? Вот ты учила в школе закон всемирного тяготения. Помнишь такой? Про то, что все тела притягиваются друг к другу, − а не только наши с тобой. Ну что ты смеешься — я серьезно. Но ведь закон должен кто-то написать. Потому он и закон, что кем-то дан. Он же не может возникнуть сам по себе, из ничего. Его что − тоже придумали эти безмозглые молекулы и атомы? Сами придумали и сами ему же подчиняются? Ты полагаешь, такое возможно, да? Конечно, — продолжил он, — ученым хочется иметь научные доказательства. Как говорится, увидеть или хотя бы пощупать Бога. Но думаю, это невозможно.

       — Почему?

       — Вот смотри: по моей руке ползет муравей. Он ее видит, осязает, чувствует тепло. Все, как и мы. Но разве ему дано понять, что он видит? Что это рука Человека! А не просто поверхность, по которой он лезет. Ему этого никогда не понять. Так и мы. Может быть, Бог рядом — мы его видим, осязаем. Но не понимаем, что это Он. Вероятно, при жизни это понять невозможно. И никакие приборы, и опыты здесь не помогут. Ведь не зря говорят — потусторонняя сила. Сила по ту сторону бытия, − а не по эту. Может быть, когда мы умрем, то есть тоже окажемся по ту сторону, все узнаем. А по эту — нет. Ну как, я тебя убедил?

       — Похоже, да. Только надо все это еще раз хорошенько обдумать.

       — А вот тебе косвенное доказательство. Уже по твоей части. Я недавно прочел в одном журнале, что американцы подсчитали, сколько нужно лет, чтобы путем случайных перестановок атомов с учетом их возможных взаимодействий и разных там реакций образовалась клетка, способная делиться. Знаешь, сколько? Больше, чем время существования всей Солнечной системы. Одна клетка! А ведь их — не сосчитать. Нет, без Высшего Разума здесь не обошлось. Конечно, он не тот дедушка, что на иконах. Думаю, его вообще представить невозможно. Он нами принципиально не познаваем. А мы все у него на виду.

       — Но церковь учит, что мы созданы по образу и подобию Бога. Значит, он похож на нас?

       — Скорее, мы на него. Но это так люди думают. Смотри: сколько религий, и у всех Бог разный. Разные люди жили на Земле в разных местах, в разных условиях и придумали себе разных богов. А Бог един.

       — Думаешь, он нами управляет?

       — Нет, не думаю. У каждого есть свобода выбора. Но, думаю, он знает про нас все. Кого надо награждает, а кого наоборот. Кого ему надо. А не нам. Бывает, человек хороший, а у него несчастье за несчастьем. Почему так? Не надо пытаться понять, почему. Это невозможно. Ведь говорят — пути Господни неисповедимы. Это правда. Просто надо жить с Богом в душе. Я очень хочу, чтобы ты жила с богом в душе — тебе так будет легче.

       — А что такое душа?

       — Душа это то, что есть у человека, кроме тела. То, что есть он сам. Человек может лишиться части тела — потерять руку или ногу. Но он все же останется самим собой. Конечно, душа и тело связаны — они зависят друг от друга. Человек рождается, и Бог дает ему душу. Он растет, и душа с ним растет. Он умирает, и душа покидает его тело.

       — А как же ненормальные всякие, сумасшедшие?

       — Я же говорю: душа зависит от тела. У них душа больная, потому что мозг больной. Не зря же говорят: душевнобольной, то есть с больной душой.

       — Как ты думаешь, после смерти душа помнит о своей жизни?

       — Думаю, да. Ведь все наши поступки и чувства изменяют ее, и это изменение в ней остается. Это и есть память. Конечно, она иначе помнит — у нее нет головного мозга, глаз. Мы не можем, пока живы, узнать, как она выглядит, из чего состоит. Здесь опять никакие опыты не помогут. Но мне кажется, — помолчав, продолжил он, — что душа после смерти, отделившись от тела, стремится к тем, кого любила, и избегает тех, кто к этому человеку относился плохо. Вот наши с тобой души, — улыбнулся он, — в той жизни обязательно соединятся.

       И вдруг замолк. И погрустнел. Оля правильно поняла его молчание. Оно означало: но не в этой. Он великий мыслитель, — думала девушка. Куда до него нашим болтунам с кафедры философии. Он убедит, кого хочешь. Он не просто грузин − он человек мира. Как жаль, что его слышу только я. Впрочем, — размышляла она, — он же будущий правовед, у него еще все впереди. Может, потом, когда-нибудь о нем все узнают. Может, он станет большим человеком — главой правительства или еще кем-нибудь. Его все так любят! Отар за него готов в огонь и воду. А я? Я могу умереть за него.

       — Серго, — спросила она однажды, — почему ты иногда говоришь с акцентом, а иногда — совсем как русский человек?

       — А я могу и так, и эдак, — засмеялся он. — Тебе как больше нравится? Я учился в русской школе, у меня все учителя были русские. И дома у меня говорят почти без акцента. Среди предков были русские.

       Однажды в поисках ежевики они забрались высоко в гору. Приподняв низкую ветку, Оля увидела под ней что-то наподобие большой коровьей лепешки. Откуда здесь коровы? — удивилась она. На такой крутизне. Вдруг из центра «лепешки» поднялась треугольная головка и негромко зашипела. Змея! — молнией мелькнула мысль. Девушка птичкой отлетела в сторону. Только тогда к ней вернулась речь, и она отчаянно завопила. Мгновенно рядом возник Серго и подхватил ее на руки. Мимо них медленно, даже как-то лениво, проползло толстое тело змеи.

       — Почему ты не убил ее? — напустилась Оля на Серго. — А если она кого-нибудь укусит?

       — Нельзя убивать, — жестко ответил он. Она любит свою жизнь, как ты свою. Ее не трогай, и она не тронет.

       Он святой, — думала Оля. У него совсем нет недостатков.

       «И ночи, полные огня!», — это пелось про них.

       — Бедняжка моя, — сочувственно шептал он. Я, наверно, замучил тебя?

       — Ну что ты, нет, — отвечала она припухшими от поцелуев губами. Все так чудесно!

       Когда она, наконец, засыпала, Серго, облокотившись на подушку, подолгу смотрел на нее спящую. Неяркая прелесть ее лица неизменно очаровывала его, тонко чувствовавшего красоту. Светлые колечки волос рассыпаны по цветастой наволочке. Выпуклый чистый лоб, высокие тонкие брови. Темные ресницы, похожие на крылья бабочки, готовой вспорхнуть. Прямой, немножко тупой на конце носик. Маленький детский рот. Верхняя губка самую чуточку выступает над нижней, будто приготовившись к поцелую. Чувствуя, как в нем волной поднимается желание, он припадал к этим самым сладким в мире губам, и она, еще не проснувшись, вся тянулась к нему. И было мгновение, когда Оля впервые испытала неизъяснимое блаженство, потрясшее ее от пяток до макушки.

       — Ну, как? — спросили его смеющиеся, все знающие про нее, глаза. Как тебе это, новое?

       Спрятавшись от них под простыню, она, молча, показала оттуда большой палец.

       - Простыня! Тоже — нашла убежище. От меня не спрячешься! — свирепо прорычал он и нырнул следом.

       В одно прекрасное утро Серго, немного помявшись, спросил:

       — Оленька, тебе не кажется, что мы… неосторожны? Мне бы надо… поберечь тебя. Ты понимаешь, о чем я?

       Как истинный грузин, он был немножко пуританин и стеснялся произносить некоторые слова, − предпочитая им дело.

       — Ничего подобного! — Оля испугалась. Над целью, к которой она так страстно стремилась, нависла угроза. Еще не дай бог начнет ее оберегать. — Ничего со мной не случится. Я опытная.

       — Она опытная! — Серго от души расхохотался. Девочка! Уж мне ли не знать, какая ты опытная.

       Ему ли не знать. Еще бы! Их бухта, пляж, оранжевый плед под сосной…

       — Но я читала, я знаю, что надо делать. Пожалуйста, ничего не придумывай. Со мной все будет в порядке. Уверяю тебя!

       Кажется, ей удалось его убедить. Слава богу, он больше об этом не заикался. И только об одном они молчали — о своем будущем. Какой смысл говорить о том, чего нет? Будущего у них не было. Верные родовым традициям родители Серго требовали, чтобы сын женился только на грузинке. А Серго боготворил своих родителей. Обо всем этом Оле поведал Отар — чтобы она зря не надеялась. Она и не роптала — ведь знала, на что шла.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Ирина Касаткина.