РАЗРУШИТЕЛИ.
11 октября 2015 года на сайте «Новой газеты» был опубликован документ под названием «Гуманистическая педагогика: XXI век», который авторы назвали манифестом. Среди 14 подписантов манифеста — руководители институтов Минобрнауки, председатели разных Советов при Минобрнауки РФ, советник и бывший заместитель министра, профессора, представители ВШЭ, Агентства стратегических исследований и так далее. Например, А. Асмолов — директор Федерального института развития образования Минобрнауки, главред журналов «Педология» и «Век толерантности». А. Асмолов также является разработчиком стандарта образования, который запрещает проводить групповые занятия по причине того, что «это насилие над личностью». При этом, если для нас одно из свидетельств краха образовательной политики в России, — это наличие «майданного сознания» у части общества, то А. Асмолов как раз высоко оценивает наличие такого сознания:
«До некоторой степени те, кто выходил на Болотную площадь и площадь Сахарова (я оцениваю эти события не политически, а психологически), — это люди, прошедшие школу вариативного образования. Они уже привыкли делать свой собственный выбор. То, что было начато нами в 1991 – 1992 годах, когда мы делали школьную реформу, сработало в 2011 – 2012. Образование — это не просто педагогика, это идеология будущего» - (журнал «Дети в информационном обществе», № 10, январь — март 2012 года, страница 19).
После опроса АКСИО-6 и II Съезда РВС по образованию реформаторы не могли не выступить, потому что крах реформ стал фактом общественного сознания, и им стало необходимо как-то оправдаться. Тем более что против них выступила сила, которую было невозможно не заметить. Известный инноватор и экспериментатор А. Адамский на встрече 23 ноября ее замечает:
«Сегодня то, что сделано за это время в реальной педагогике, в образовательной политике и в идеологии образования, подвергается жесткой критике. Появились защитники авторитарности и единообразия».
Встреча эта состоялась в Институте образования ВШЭ, где подписанты собрались, чтобы еще раз обратить публичное внимание на свой текст, особенно на его концептуальный характер:
А. Адамский:
«Главное в Манифесте — смыслостроение, потому что гуманистические смыслы современной школы прописаны мало».
А. Асмолов:
«Манифест — это подтекст ключевых управленческих документов, сделанных за последние 15 лет. Он про ценности...».
Действительно, манифест построен далеко не в понятийном ключе, а в рекламно-задорном стиле голых лозунгов, парадоксальных метафор и словесных украшений, для понимания требующих уточнения или разворачивания. Например, «свобода учителя»: невозможно сказать «за» или «против», потому что по серьезному вопрос ставится всегда конкретнее: какому учителю, от кого или чего и в чем свобода. Но тезиса об этом в тексте манифеста нет, а выражение служит просто знаком некоторой ценности. Подобные вопросы на уточнение можно задавать почти к каждому абзацу манифеста, который не отличает ясность смысла в постановках вопросов или в решениях. Слова его часто содержат лишь аллюзии на какие-то идеи, сообщая не столько смыслы, сколько эмоциональное отношение к тому, чего они касаются. Отмечу еще одну характерную стилистическую особенность манифеста. Если вам как читателю непонятно, например, что такое «пожизненное обучение» (звучит-то страшновато), то для вас это объясняют в скобках: ну это же lifelong learning! Или — констатируется, что «в России мощно нарастает движение «хоумскулинга». Очевидно, что это по-русски — «домашнее обучение», но используется заимствование, и становится понятно, что голова и аудитория у авторов манифеста находятся в какой-то англоязычной стране. В последнем случае правда такова, что «хоумскулинг» сначала охватил именно Америку (особенно бурно — в 1990-е) потому, что родители стали недовольны качеством образования, которое давала тогда система, как раз и копируемая ныне реформаторами.
Авторы манифеста не могут не признать провал образования, они пишут, что «удовлетворенность образованием — падает!», «Всё больше родителей не отдают детей в школу». Они должны на это отвечать, но они не могут сказать, что надо вернуться к старому. Старое, по их словам, это «советский опыт тоталитарного контроля». Но авторам нужно от себя отвести обвинение: не потому система не работает, что мы не то придумали и внедрили, а потому, что мешает «управленческий диктат». А, в конце концов, обвиняют в собственном провале народ:
«Само общество настроено консервативно. Многим кажется: если вернуться к советскому опыту, всё наладится само собой».
То есть они всё хорошо для общества придумали, но общество оказалось не то. Начинается манифест с фотографии педагогов-новаторов 1986 года и ностальгической ссылки на «текст, который Симон Соловейчик назвал «Педагогика сотрудничества», выделив основной принцип новой школы: сотрудничество ребенка и взрослого как основа школьного успеха и успешности». И сразу начинаются подмены, поскольку слова «успех» и «успешность» здесь употребляются не так, как в «Педагогике сотрудничества» (далее ПС). Там говорилось про педагогическую функцию маленького успеха в конкретной задаче, про «вдохновение, рождающееся от успеха» (§ 2). А вовсе не об «успешности» — рекламной «ценности» современного обучающего бизнеса.
ПС — первый из серии «гуманистических манифестов» перестройки. Вышел он в марте 1986 года. За ним были «Демократизация личности» (1987), «Методика обновления» и «Войдем в новую школу» (1988), «Поворот» (1990), «Человек свободный» (1994), «От ученика к личности» (1996). Уже в XXI веке, в июле 2011 года, вышел напыщенный «Манифест гуманной педагогики». Эти гуманифесты интересно разобрать отдельно с точки зрения их эволюции — поскольку не всё, что говорилось в 1996-м году, могло говориться в 1986-м. Однако было бы поспешным при виде отсылки к ПС полагаться на духовное родство с ним нового манифеста. Между двумя текстами есть немного общего, но больше — отличий, так что манифест не только продолжает дело ПС, но и в чем-то важном его отрицает. Говоря об общем, можно заметить, что уже в ПС звучала нота «личностного подхода», положение о «равенстве учителя и ученика». Однако это было сформулировано весьма осторожно (§ 15):
«Весь этот комплекс методов и методик приводит к идее личностного подхода к ребенку вместо индивидуального. В школу приходят не только ученики — существа, занятые учением, нет, перед нами личности. Каждый из ребят приносит в школу свой мир чувств и переживаний, ничем не отличающийся от мира учителя, — в этом смыслепедагог и ребенок совершенно равны, они оба знают радость, страдание, стыд, страх, удовлетворение, чувство переживания и чувство победы. Сколько бы ни говорили о необходимости индивидуального подхода, учитель, перегруженный уроками и делами, не может осуществить его в полной мере. Педагогика сотрудничества вырабатывает такие приемы, при которых каждый ученик чувствует себя личностью, ощущает внимание учителя лично к нему. Это проявляется и в том, что каждый на каждом уроке получает оценку своего труда, и в том, что каждый выбирает задачи по своему вкусу, и в том, что внешкольное творчество каждого ребенка получает признание и оценку, и, наконец, в том, что каждый на самом деле, а не на словах и не в призывах уважаем, что никто не оскорбит ребенка подозрением в неспособности, все защищены в своем классе и в своей школе».
То есть «личностный подход» противопоставлялся (впрочем, без разъяснений) «индивидуальному подходу», а о равенстве ученика учителю говорилось почти безупречно. «Почти» — потому что мир переживаний у учителя и ученика, несомненно, отличаются, но в контексте цитаты это еще кажется неважной деталью, так как текст сосредоточен на позиции учителя по отношению к ученику, на педагогических приемах. Современный «личностно-ориентированный подход», впрочем, здесь уже тоже проявился в виде того, что «каждый выбирает задачи по своему вкусу», будто иначе задание считается «принуждением». За этим исключением, провозглашая идею «сотрудничества» педагога с детьми, ПС сосредоточивалась исключительно на методике такого сотрудничества и в целом на вопросах методики. На вопросы содержания обучения ПС не покушалась, и в этом существенное отличие от нее манифеста - XXI.
Второе важное отличие — в ПС огромное значение придается влиянию коллектива на ученика. О важности опоры на коллектив в ПС говорилось, во-первых, через опыт И. П. Иванова (1923 – 1992), автора теории «коллективных творческих дел», «педагогики общей заботы», «коммунарских методик» (§ 13–14). Во-вторых, в § 12 подчеркивается влияние коллектива на ученика:
«Известно, что на конечный результат учения и воспитания ученика больше всего влияет семья; но из школьных факторов, как показывают исследования, важнее всего не образование учителя, не материальные затраты на обучение, даже не число учеников в классе, а жизненные цели, которые ставят перед собой одноклассники ученика».
Подчеркивалась в ПС и роль коллектива для оценки работы ученика, что компенсировало запрет «гуманистов» на отрицательную оценку учителем. В отличие от ПС, новому манифесту всё, что связано с коллективом, абсолютно чуждо. Вот как решает новый манифест вопрос о том, какого человека должна выпускать школа:
«Мир меняется быстро. Технологически, социально, экономически, психологически, культурно. Школа меняется медленно. Она отстает от современности. Школа или готовит человека к переменам, приучает к разнонаправленности происходящих перемен, или оставляет выпускника один на один с новым и неожиданным».
Уместно спросить: а против кого или чего выставляется этот лозунг? Что, советская школа разве не готовила выпускника, умеющего реагировать на изменение обстановки? Готовила — за счет широкой культуры, которая и помогала эффективно приспособиться к изменениям, потому что несла в себе арсенал уже освоенных навыков работы с материалом окружающего мира. Но у авторов какие-то свои понятия культуры, если мир, по их словам, быстро меняется даже и культурно.
Не меньшее недоумение вызывает вынесенная в заголовок раздела цель — «научить учиться всю жизнь». В чем тут новизна? Или мы, уже давно кончившие школу, не умеем учиться, а новые выпускники будут уметь? Странно. Поиски антитезы в манифесте наводят на следующее изящное выражение:
«Задачи школы меняются. Если раньше школа была обязана подготовить к жизни, то теперь больше не получится первые 25 лет жизни учиться, а потом применять готовые знания. Новая реальность — обучение в течение всей жизни от задачи к задаче, от опыта к опыту».
Во-первых, в советской школе результат образования никогда не сводился к самим по себе знаниям, к получению лишь информации. Хотя, может быть, авторам манифеста и кажется, что это именно так:
«Сегодня учитель не столько объясняет материал и увлекательно доносит до учеников новую информацию (это за него с легкостью делает Google)».
Знания давались лишь в таком объеме (при этом большем, чем сейчас), чтобы познакомить учащихся с системным представлением о предмете, которое быстро не устаревает. К тому же, давались не просто знания, а «знания, умения, навыки», то есть ученик приобретал не только информацию, но и специфические для каждого предмета способы рассуждения и обращения с предметным материалом, приемы творчества — то есть культуру предмета.
Во-вторых, цитата о школе, приведенная выше, мало проясняет, что должна делать эта самая школа, но наводит на мысль, что она не должна делать — не должна готовить к жизни! Учись — не учись, к жизни не приготовишься! — так, что ли? На самом деле, ответ на этот вопрос вполне конкретен, он просто находится вне документа. Вообще, чтобы понимать документы реформаторов — и не только такие вот «ценностные», но и вполне официально программные — надо понимать, что у их авторов есть конкретные образы будущего. Но читателю каждый раз предлагается принять один конкретный шаг к неизвестному будущему. Реформаторы фиксируют образы будущего в «форсайт-проектах». Форсайт — это, можно сказать, технология проектирования перевода общества в состояние, сегодня для него еще неприемлемое.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Материал подготовил Вице-президент Федерального общественного виртуального медиа-холдинга «Россия-Сегодня», председатель виртуального клуба «Интеллектуалы Урала», кандидат философских наук А. И. Шарапов.