КТО ТАКОЙ СЕРГЕЙ КОВАЛЁВ.

      Известный правозащитник, председатель общества «Мемориал» Сергей Ковалев на митинге в защиту фонда «Династия» летом 2015 года выступил с речью о России, объявив ее «оруэлловским миром», а весной на свой 85-летний юбилей прочитал целую лекцию о «вреде патриотизма». Бывший советский диссидент отрицательно относится к идее восстановления памятника Дзержинскому на Лубянке и другим признакам «возвращающегося совка». В интервью специальному корреспонденту «Медузы» Илье Азару Сергей Ковалев рассказал, как патриотизм возникает «на основе нашего генома», и почему советская пропаганда за рубежом всегда была очень успешной.

       — Вы как относитесь к идеи референдума по восстановлению памятника Дзержинскому на Лубянке? Это символ реставрации прошлого?

       — Я не знаю, что это для них значит. Я не думаю, что очень много. Наша власть недалеко ушла от уголовной среды: неслучайно с самого начала уголовники были заявлены как социально близкие, а социально чуждыми была интеллигенция. Это символ верности, что все проголосуют. Может быть, они решат, что и не нужен этот памятник, важно только набрать много голосов. В общем, это мелочь, на самом деле. Отвратительная, но мелочь.

       Довольно вероятно, что люди проголосуют за восстановление памятника Дзержинскому. Значит ли это что-нибудь? Думаю, что значит. Вы же видите все это истерическое беснование, которое грубо и цинично подогревается телевидением, нашей властью. Это очень опасно.

       — Чем?

       — Я вспоминаю вторжение советских войск и их сателлитов в Чехословакию в 1968 году. Тогда никаких голосований не проводилось, а собирали по учреждениям людей, произносились тексты о помощи братскому народу, который находится в опасности, может свернуть с пути социализма, и в подавляющем числе случаев все, кого собрали, тянули руку вверх единогласно. Те, которые не хотели, отговаривались какими-то делами или состоянием здоровья, и не приходили. Но их было очень немного.

В первые дни после этой интервенции мне пришлось на месяц - полтора уехать в Казахстан на охоту и рыбалку. Там пастухи, которые овец пасут, рыбаки какие-то — небольшой аульчик Учарал. Я не встретил ни одного человека, который не начинал бы беседу с того, что «правильно сделали», «фашизм грядет», «немцы вот-вот готовы вторгнуться».   

       Я им говорил:

       «Вот ты живешь в своем доме, а мне не нравится, как у тебя мебель стоит, и я приду к тебе и начну распоряжаться. Тебе это понравится?».

       После разговора в подавляющем большинстве случаев они если не соглашались со мной, то, во всяком случае, начинали колебаться. Думаю, что сейчас не так легко поколебать эти 86 %, потому что истерика возбуждена, специально создана так называемыми нашими журналистами. И не только ими. Какой-нибудь Олег Табаков к истерике не склонен, он очень неглупый человек и прекрасный артист, но почему-то поддерживает Путина.

       — Почему?

       — Потому что он уговаривает себя, что это нужно для того, чтобы помогать театру, ведь искусство облагораживает человека, но для этого нужны условия, работа, деньги. Это, извините меня, просто б***ство, это настоящая горизонтальная профессия, привычная нам со сталинских времен. Коллеги Табакова по «Современнику» говорят:

       «Ой, господи, как это некрасиво, как плохо, но знаете, ведь он и как член партии помогал нашему театру, ходил в инстанции».

       Вот обычный способ рассуждения нашей культурной элиты.

       — Недавно открыли дом-музей Сталина в Тверской области, в колонии Пермь-36, где вы сидели, фактически ликвидировали музей ГУЛАГа.

       — Это реставрация усовершенствованного и приспособленного к новым условиям совка. Условия другие, но курс политики, конечно, в эту сторону. Он выбран окончательно и бесповоротно. Я не понимаю, почему они так перепуганы, почему они так ждут «цветной революции», так боятся ее.

Вообще-то говоря, вспышки активности «бандерлогов», как их Путин назвал, впечатляли, и ясно, что это не погасло. Тем не менее, я не вижу больших опасностей для нынешней власти, и я думаю, что своим выбором на конфронтацию, на самоизоляцию, на ссору со всем окружающим миром власть, может быть, отодвигает свой крах на какое-то время. А может быть, и приближает его.

       — В последнее время, кажется, что власть движется, чуть ли не к воссозданию железного занавеса: «иностранные агенты», список людей с двойным гражданством, даже запрет на иностранные продукты.

       — А теперь еще и список «нежелательных организаций». Фонд Сороса, например, из России почти ушел, но немножко оставалось. Сорос — человек, который спасал российскую науку и тратил на это солидные деньги, многие миллионы. Мои коллеги, которые пользовались поддержкой Фонда Сороса, очень ему благодарны.

       — А считается, что на его деньги организуют «цветные революции».

       — Ничего он не организует, это совершенно ясно. Он сторонник открытого общества, и именно в этом качестве он опасен. А вообще, выбор власти катастрофичен, но довольно логичен. Они не ищут мало-мальски спокойного выхода из своих проблем. Путин рассчитывает на трусливость, прагматизм и недальновидность Запада. Он вспоминает, как западные корифеи культуры перлись в Москву посмотреть на кремлевских мечтателей. Причем за всю историю Кремля там едва ли был хоть один мечтатель. Его бы там разорвали на части и сожрали сырым.

       Тем не менее, приезжали и не совсем бездарные люди, например, Лион Фейхтвангер — один из корифеев мировой литературы. Побывав в Кремле и поговорив с невысоким сдержанным человеком, который тяжело переживал свое публичное возвеличение и оправдывал это тем, что народ привык искать кумира, Фейхтвангер написал брошюрку «Москва в 37-м». Думаю, что — кроме денег — причина в том, что Фейхтвангер был антифашист, и хотя он чувствовал, что Сталин антифашист по обстоятельствам, писатель хотел подкрепить его враждебность к Гитлеру. Он счел возможным сделать это за чужой счет.

       Надо сказать, что советская пропаганда за рубежом всегда была очень успешна. Настолько успешна, что Альберт Эйнштейн однажды извинился перед Советским Союзом за то, что был введен в заблуждение относительно сообщений о массовых репрессиях.

       — Сейчас усиливается культ Великой Отечественной, а кроме нее можно какую-то национальную идею, объединяющую всех в России, по-вашему, найти?

       — А ее надо искать? Это надо — объединять всех? Вот есть прекрасная идея открытого гражданского общества. В весьма демократической стане — США — есть критическая масса людей, которые глубоко понимают, откуда берутся все эти жесткие, неукоснительные процессуальные правила в Конгрессе. Этот томик каждый американский конгрессмен или сенатор цитирует наизусть. Американцы, которые понимают, почему Линкольн отказался баллотироваться на следующий срок, составляют меньшинство, но в американском обществе они пользуются очень серьезным авторитетом. Рядовому профессору или доктору не надо вникать в разного рода проблемы, так как они точно знают, что живут в демократической стране.

       То есть идея гражданского открытого общества ни в одной стране не станет идеей, которую подхватит вся масса. Но это может быть государство образующей идеей, так сказать, коренной. А то, что говорилось классиками марксизма относительно идеи, овладевающей массами, то на этот счет Игорь Губерман очень точно выразился:

       «Идея, брошенная в массы, что девка, брошенная в полк».

       Вот это мы и наблюдаем. Значит ли это, что эти 86 % не превратятся в жалкие 25 %, если бы вдруг рухнула власть? Думаю, что превратятся. Они так воспитаны. Я это наблюдал совсем недавно.

       — В 1991-м?

       — Да. Вот был Советский Союз, вот наступила перестройка, заявленная Горбачевым. Прошло не так много времени, пришла публика, которая организовала Межрегиональную демократическую группу, и дело поползло. Сначала мы видели, как подавляющее большинство населения поет осанну Сталину, голосует, высказывается, как велят, причем вроде бы искренне. А потом мы увидели стотысячные митинги на улицах Москвы. Откуда они взялись, где были будущие «Крым наш»?

       Иосиф Виссарионович был талантливым селекционером. Он был справедливо недоволен народом, который достался ему в наследство: то мятежи, то лень беспробудная, то жадность крестьянская. Он вполне успешно сделал народ, который ему был нужен — мы до сих пор это чувствуем на себе. Народ раболепный, народ, который, собравшись в кучу, злобен, но и храбр, а поодиночке ничего не может и ничего не стоит, не имеет ни лица, ничего. Критерии этой селекции можно прочитать в старых советских газетах: это заявления о том, каким должен быть советский человек. Возникла новая историческая общность — советский народ. Вот это и было нечто объединяющее, и оно до сих пор существует.

       А какими методами пользовался Иосиф Виссарионович? Есть такой метод селекции — на провокативном поле. Если вы хотите заняться выведением сорта растений, устойчивого против какой-то болезни, то вы свою опытную делянку заражаете возбудителем этой болезни. Большинство сеянцев погибает, многие очень тяжело болеют, чахнут, но находятся какие-то, которые не так сильно отреагировали на эту болезнь. Вот это — материал для скрещивания, для отбора. Чем вам ГУЛАГ не селекция на провокативном поле?

 СЕРГЕЙ КОВАЛЁВ.

        ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

       Вице-президент Федерального общественного виртуального медиахолдинга «Россия-сегодня», председатель виртуального клуба «Интеллектуалы Урала», кандидат философских наук А. И. Шарапов.