СЕКРЕТНАЯ ИСТОРИЯ NASA - 70.
Глава двенадцатая. Там, где спали Титаны.
После победы над внутренними политическими врагами отца, оставалось недолго и до того, чтобы Буш–младший померился силами и с международными отцовскими противниками. После разрушительной атаки террористов 11 сентября 2001 года Буш выступил с речью в Конгрессе, провозглашая войну против террора и обещая вступить в сражение не только с самими террористическими группировками — но и с государствами, их поддерживающими. Ирак и его диктатор Саддам Хусейн были первыми в этом списке. Оставленный у власти Бушем–старшим в конце первой войны в Заливе, Саддам организовал и финансировал несколько нападений на Соединенные Штаты, включая первые взрывы во Всемирном торговом центре. Он был также непосредственно связан с взрывом Федерального здания Мюррей (Murrah) в Оклахоме. Хусейн попытался убить Буша-старшего в 1993 году, и Джордж У. Буш–младший был настроен покончить с ним. США и свободная коалиция других государств вторглись в Ирак в 2003 году и захватили Хусейна в 2004 году. Он был обвинен в преступлениях против человечества в Ираке и казнен в конце 2006 года. Со всеми геополитическими врагами отца было покончено, все, что еще оставалось закончить Джорджу У. Бушу из незавершенных дел отца, — осуществить программу по Марсу. Хотя «Инициатива исследования космоса» и не является у американцев самым значительным воспоминанием о первом президентстве Буша, очевидно, что для самого президента это имело первостепенное значение. На самом деле это была первая политическая инициатива его президентства. Джордж Герберт Уокер Буш приурочил выступление с «Инициативой исследования космоса» к 20-й годовщине посадки на Луну «Аполлона-11»:
«Соединенные Штаты — самое богатое государство на Земле, с наиболее мощной экономикой в мире. И наша цель — не что иное, как установить превосходство Соединенных Штатов в области космических путешествий. И дальше, в новом столетии, вернуться на Луну, назад в будущее, и на этот раз вернуться, чтобы остаться. И потом — путешествие в завтра, путешествие на другую планету, пилотируемая миссия на Марс».
Его выступление в Смитсонском авиационно-космическом музее на церемонии чествования команды «Аполлона 11» многих застало врасплох, поскольку не более чем за несколько дней до церемонии, журналистов убедили, что Буш не будет заявлять никаких новых космических программ. Секретность позволила Бушу получить краткое политическое преимущество, которое не сохранилось надолго, так как президент совершил несколько тактических ошибок.
Во-первых, он воссоздал Национальный космический совет (National Space Council), агентство, которым когда-то, еще, будучи вице–президентом, руководил Линдон Джонсон. Буш назначил своего собственного вице-президента с весьма неоднозначной репутацией Дэна Куайла возглавить Совет и формировать рекомендации по выполнению президентского видения. Он дал Совету 90 дней на определение «реалистичных» целей и основных этапов новой инициативы. Однако и НАСА и Конгресс рассматривали Совет как присвоение полномочий обеих структур исполнительной властью. Отсутствие взаимопонимания между Советом и Космическим агентством привело к тому, что результатом 90–дневной подготовки стал не сдержанный, оценочно–стоимостный проект для фактического достижения президентских целей, а раздутый, непоследовательный список прихотей НАСА (одно из особо выдающихся предложений призывало построить кран на Луне, по стоимости аналогичный целой авианосной группе). Когда все пункты «списка пожеланий» НАСА были внесены, стоимость выросла до ошеломляющих 541 миллиарда долларов на несколько десятилетий.
С таким прайс-листом президентский взгляд на космос был ликвидирован по прибытии во вражеский Конгресс, контролируемый демократами. Многим это показалось своеобразным способом НАСА покончить с президентской космической инициативой, когда им пришлось взять ее в свои руки. Однако эта кажущаяся непоследовательность предстает совсем в ином политическом свете, когда мы посмотрим на первоочередные мотивы Буша-старшего, побудившие его к созданию программы. Как мы показали в третьей главе, первый президент Буш открыто выразился, по крайней мере, однажды, относительно работы Ричарда Хогленда (и последующей «Миссии на Марс»), что она была первым стимулом после его программы SEI. На самом деле в день объявления Бушем его потрясающего нового 30–летнего плана (20 июля 1989 года), Си–эн–эн пригласила Хогленда на интервью. Продюсер политической передачи Crossfire предпочел именно Хогленда из всех возможных экспертов НАСА по Марсу для представления «дела Марса», следом за неожиданным выступлением президента на ступенях Национального музея авиации и космонавтики днем ранее. Сразу же возникают два вопроса: кто рекомендовал Хогленда для этого интервью; и, как вы себе представляете, что они думали о том, что он будет говорить на Си-эн-эн?
На первый вопрос ответ кажется очевидным — Белый дом. В конце концов, это была первая крупная политическая инициатива президента его первого срока, a Crossfire было самым популярным ток–шоу тех дней. Можно ли подумать, что Белый дом мог позволить «кому угодно» — кому-то другому, а не ими же самими обученной «говорящей голове» — делать новую политику. Разумеется, Белый дом не отказался, когда его попросили предоставить собственного эксперта. В то время Хогленд находился в центре Йосемитского национального парка в Северной Калифорнии — настолько далеко от телевизионной студии, насколько это возможно в Северной Америке. Таким образом, предложенная Си–эн–эн программа Crossfire на тему Марса тем вечером не могла пойти по техническим причинам.
По второму вопросу тоже нет сомнений. Ясно, что тем вечером на Си–эн–эн Хогленд стал бы обсуждать Сидонию и Лицо. Выходит, стоящий за этим президент Соединенных Штатов выставляет первейшего защитника идеи «руин искусственного происхождения на Марсе» как своего основного представителя по вопросам новой политики в области космоса. Неудивительно, что в НАСА поторопились расправиться с SEI. Несколько месяцев спустя Хогленд был приглашен сделать презентацию в НАСА в центре Льюис. Видимо, в соответствии с пожеланиями президента, когда доктор Джон Клинеберг, Директор НАСА/Льюис, представлял Хогленда на презентации в этом учреждении 20 марта 1990 года, он сказал собравшимся сотрудникам НАСА, что именно работа Хогленда вдохновила на создание SEI:
«Ричард Хогленд — человек, который [так же] сумел убедить президента утвердить одну из наших целей — возвращение на Марс».
Удивительно, даже, несмотря на то, что эти комментарии были сделаны в присутствии буквально тысяч ученых и инженеров НАСА в Главном зале НАСА/Льюис и одновременной транслировались по внутреннему телевидению в остальных помещениях НАСА площадью около 4 000 акров, в НАСА сказали, что каким-то образом впоследствии вся видеозапись вступительного слова Клинеберга утеряна. Неделю спустя представитель службы по связям с общественностью из НАСА окончательно «разъяснил» продюсерам «Nightline» на Эй–би–си Ньюс (которые страстно хотели получить пленку с экстраординарными замечаниями Клинеберга, имеющими отношение к Белому дому), что «у нас произошел одновременный сбой на всех трех камерах, снимавших мероприятие». Кстати, три камеры чудесным образом снова заработали как раз в тот момент, когда начал говорить Хогленд. К счастью, друг Хогленда Марк Дуэйн (чей отец работал в НАСА/Льюис) сидел в зале с диктофоном и полностью записал «официальное» вступительное слово Клинеберга. Естественно, скептики и критики насмехаются над идеей, что аномалии Сидонии явились основанием для всей SEI. Но в таком случае они должны игнорировать случай с Си–эн–эн и примечательные высказывания Клинеберга в НАСА–Льюис. Буквально за минуты до своего публичного заявления Клинеберг проинформировал Хогленда и нескольких других присутствующих на неофициальной встрече в директорском офисе, что НАСА «под пристальным наблюдением Конгресса из-за SEI». Зачем же потом ему выходить и делать лживые и безответственные заявления о президенте (и по такому противоречивому вопросу) - перед записывающими многочисленными телекамерами, — если в своих непрерывных политических сражениях агентство отчаянно нуждалось в поддержке президента? Ответ очевиден. Он не стал бы. И не делал этого.
Клинеберг, безусловно, делал то, что, как он полагал, хотел от него Белый дом. Его вступительная речь имеет смысл только в таком контексте. В любом случае здесь есть еще что рассказать. В 1997 году брат одного из авторов, Дэйв Бара, проходил по офисной территории компании «Боинг» в Рентоне, Вашингтон, которая как раз освобождалась в связи с переселением организации. На стене опустевшего отсека он заметил плакат, который, как он сразу понял, был весьма примечательным. Он относился к временам программы по изучению Марса, предложенной тогдашним президентом Бушем в 1989 году. Плакат был заказан компанией «Боинг» и предназначен, как и все материалы такого рода, для повышения сознательности и внушения энтузиазма по данной программе. В данном случае, чтобы вдохновить сотрудников и общественность, художник решил изобразить астронавтов НАСА, поднимающихся на отвесную стену (возможно, ту самую Отвесную Стену, поскольку на заднем плане подозрительно «Лицо–подобное» явление) и наталкивающихся не на что иное, как руины искусственного происхождения. Для того чтобы устранить любые сомнения, что все это имеет отношение к «космическому видению» президента, на плакате разместили цитату из объяснения президента Буша «Почему Марс?». На самом деле рисунок говорит больше любых слов. Руины представляют собой осыпавшиеся каменные кладки с нанесенными на них разнообразными символами и иероглифами, похожими на египетские или шумерские. Довершает рисунок изваяние лица, изображающего черного мужчину с прической в египетском стиле. Из этого очевидно, что Буш был сильно заинтересован работой Хогленда, как Клинеберг и предполагал в тот день в НАСА/Льюис и как следует из его приглашения на шоу Crossfire. Для нас ясно, что эти три отдельных линии доказательств — приглашение на Crossfire, высказывания Клинеберга со ссылкой на президента и плакат Программы — все указывает на то, что Буш–старший был, не только хорошо знаком с работами Хогленда, но и попал под их влияние. Причем поддался их влиянию до такой степени, что мог предложить программу за 500 миллиардов для проверки основного положения — существования древних руин на Марсе. Непонятно только, разделял ли Буш-младший взгляды своего отца на этот аспект предложенных исследований Марса, когда сделал свое собственное заявление 15 лет спустя.
Эти сомнения скоро были развеяны. Когда стартовали новые программы под общим названием «Проект Созвездие», стало очевидно, что они последуют ранее принятым в НАСА ритуальным моделям. Новые легкие и тяжелые подъемные ракетоносители для этой программы получили название «Арес», по имени бога войны римлян. «Арес» также ассоциировался у римлян с планетой Марс, так что в контексте новой программы «Луна–Марс» это имело смысл. 20 июля 2006 года, на 37-ю годовщину первой посадки на Луну и (одновременно) 30-ю годовщину первой посадки «Викинга» на Марс, проскользнувшее слово выдало даже более важную ритуальную взаимосвязь — НАСА приняло решение назвать новый пилотируемый исследовательский аппарат (ПИА) «Проект Орион». Как мы обсуждали в пятой главе, символ созвездия Орион появился на начальном варианте эмблемы программы «Аполлон» и «исчез» только после «Аполлона-13». Три звезды пояса Ориона, столь значимые на эмблеме «Аполлона», волшебным образом «вернулись» только на логотип «Проекта Орион» (как мы и могли ожидать, если «ритуалы» все еще были важной частью внутренней работы агентства). Кроме того, эмблема Ориона многозначительно расположилась на фоне в форме равностороннего треугольника (напомним: двухмерное изображение трехмерного тетраэдра). Истинное значение этого всеобъемлющего, вездесущего ритуального принципа не может быть переоценено. Мы имеем новую пилотируемую программу Луна–Марс, названную «Орион», — который, как мы ранее установили, отождествляется с «Осирисом» в египетской мифологии. В цветном варианте новой эмблемы ключевое созвездие расположено на голубом равностороннем треугольнике, который также отмечен египетским иероглифом, обозначающим «Sothis», звезду Сириус, которая в этой мифологии представляет Исиду, сестру Осириса и супругу.
Название новой программы впервые появляется в прессе 20 июля, в повторяющуюся «ритуальную дату» для НАСА, которая отмечает гелиакический восход Сириуса или Исиды по древнеегипетскому звездному календарю — и все это по программе, предложенной президентом, который представляет себя «мстящей фигурой Гора». И эта новая программа не только «воскрешает» грандиозные взгляды первого президента Буша на космические исследования, но также возрождает всю вялую космическую пилотируемую программу НАСА, которая почти на четыре десятилетия застряла на низкой околоземной орбите. И, надо же, Осирис как раз является воскресающим египетским богом. Они запросто могли назвать это «Проект Осирис». К тому же без египетских аналогий «Орион» не имеет смысла как официальное название проекта; он не обладает сходством с «Аполлоном» греческой мифологии из предыдущей программы и обычно не ассоциируется ни с Луной, ни с Марсом, как, например, «Арес». Факт в том, что «Орион» относится к космической программе, направленной на Луну и Марс, только одним путем — через оригинальную эмблему программы «Аполлон»! Директор НАСА Майк Гриффин, вероятно, на самом деле имел в виду то, что сказал, когда небрежно выразился «Аполлон на стероидах». Поскольку это именно то, что есть — ни больше, ни меньше. Вопиющий символизм налицо. Итак, что же начиналось с «Аполлона» и уже — тайно или (в конце концов!) явно — подходило к завершению? В данный момент это первостепенный вопрос.
В разгар лета 2006–го стало ясно, что «Проект Осирис» имеет самый высокий приоритет. Сообщение на Space.com разъясняло, что определенные силы на Капитолийском холме, включая могущественное Главное бюджетно-контрольное управление (GAO), потребовали от НАСА помедлить с решением о выборе подрядчика для нового космического аппарата «Проекта Орион». В НАСА просто отмахнулись от рекомендаций GAO, что, мягко говоря, явилось необычным шагом. GAO — весьма влиятельная организация в Вашингтоне, и нечасто их советы остаются незамеченными, еще реже ими швыряются таким образом. Поспешный и категоричный отказ НАСА от рекомендованного GAO расписания стал признаком того, что они очень торопились начать работу. На самом деле позднее дошли слухи, что участвующим в тендере подрядчикам сказали, что от них потребуется предоставить технологическое проектирование в течение одной недели со времени получения контракта. Возникает закономерный вопрос: отчего такая спешка? Учитывая, что мы уже летали на Луну и обратно, и «космической гонки» с Советским Союзом, как в 60-х годах, уже не было, что могло стать истинной причиной спешки с новой инициативой? Что могло вызвать эти внезапные решения — только вернуться на Луну, Марс (а может быть, и дальше), но и ускоренно продвигать программу с плотным графиком и неслыханными требованиями к подрядчикам? Было ли что-то в том времени, в котором мы жили, что смогло стать причиной такого агрессивного графика? Или НАСА нашло «что-то» во время своих первых полетов, что заставило этого президента вернуться к исследованиям? Если говорить откровенно, плотный график мог быть вызван просто стремлением запустить программу для того, чтобы она дошла до политической «точки необратимости». Как написал обозреватель Джордж Уилл, «правительственные программы, которые уже запущены, имеют тенденцию таковыми и оставаться». Запустив капсулу «Ориона» к 2008 году, Буш сделает задачу отменить программу без значительных финансовых (а, следовательно, и политических) потерь для своего преемника гораздо труднее. Мы, конечно же, подозреваем, что было и кое-что еще. Возвратимся к речи президента в январе 2004–го в штаб–квартире НАСА. Там мы найдем намеки, которые позволят мыслить шире — намного шире — и рассмотреть соображения, которые имеют мало отношения к политическому наследию, а ведут к «Проекту Созвездие».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Ричард С. Хогланд – Майк Бара.