СЕКРЕТНАЯ ИСТОРИЯ NASA - 10.
Вращательный момент.
Сначала Хогленд сосредоточился на аномальном тепловом излучении планет, которое он наблюдал вместе с Тораном. Поскольку в трехмерном пространстве по законам термодинамики Кельвина и Гиббса вся энергия, в конце концов «вырождается» в беспорядочное движение, а затем «энергия деформации» эфира (вакуума) высвобождается внутри материального объекта, то даже если это сначала проявляется в когерентной форме, в конце концов, она деградирует в простое беспорядочное тепло, которое, в конечном счете, излучается в пространство в виде инфракрасного избытка. В итоге любая энергия, из какого бы источника она ни происходила, выглядит одинаково. Поэтому Хогленд сосредоточил свое внимание на изначальных астрофизических условиях, при которых этот «максвелловский космический потенциал» может высвобождаться внутри планеты или звезды. Он хотел спрогнозировать определенные признаки, которые однозначно указывали бы на источник излучения энергии как гиперпространственный, противоположный «обычному» трехмерному, эффект.
При изучении аномального инфракрасного излучения сразу же становится понятно: инфракрасный избыток гигантских планет очень хорошо коррелирует с одним общим для всех них параметром — их общей системой «вращательного момента». В классической физике масса тела и скорость, с которой оно вращается, определяют «вращательный момент» объекта. В гиперпространственной же модели все выглядит немного сложнее, поскольку объекты, находящиеся на расстоянии друг от друга в обычном мире, в четырехмерном мире на самом деле соединены. Таким образом, в гиперпространственной модели что-то всегда добавляется к орбитальному моменту гравитационно привязанных спутников объекта — спутников относительно планет, планет относительно солнц или звезды–компаньона в системах двойных звезд. В этой связи, как доказывал Хогленд, и как следовало из его «бессмысленных» наблюдений математики Сидонии, общий вращательный момент системы был ключом к пониманию того, как на самом деле все действует в нашем трехмерном мире. Это полностью противоречит существующей сегодня теории полей и электромагнетизма, которая рассматривает массу звезды или планеты как наиболее важную характеристику, обуславливающую астрофизическое поведение. Поскольку в основном физики работают с теорией Максвелла в версии Хевисайда, наиболее значимая «сила», которую они могут наблюдать, — это сила тяготения. Поскольку сила тяготения зависит от массы, современные физики полагают, что масса является единственным наиболее значительным аспектом в астрофизическом взаимодействии. Однако при измерении вращательного момента всей Солнечной системы вас ожидает сюрприз. Выясняется, что Юпитер, имеющий менее 1 % массы в Солнечной системе, каким-то образом обладает 60 % вращательного момента, в то время как Солнце, обладающее 99 % массы, имеет только 1 % вращательного момента. Если общепринятые взгляды на Солнечную систему верны, то на самом деле вращательный момент должен быть распределен в зависимости от массы. В реальности же все происходит «с точностью до наоборот». Такое отличие теории от реальности пытались объяснить при помощи различных идей, в том числе и того, что Солнце каким-то загадочным способом «передает» свой вращательный момент планетам, однако в таких версиях есть целый ряд вопросов, разрешить которые теоретики мироздания пока не могут.
Когда Хогленд начал изучать то, какую роль может играть вращательный момент в его развивающейся теории, он провел одну важную аналогию — общая связь, объединяющая все объекты, на которых распространяется действие «воплощенной в Сидонии тетраэдральной модели», от планет до Солнца, в своей основе, вероятно, имеет взаимосвязь между вращательным моментом и магнитным полем. До принятия этой сложной «самовозбуждающейся динамотеории» (с внутренней циркуляцией проводящих «жидкостей» как механизмом общего планетарного и звездного магнетизма) предлагалась другая, совершенно эмпирическая теория — удивительно простая связь наблюдаемого общего вращательного момента объекта и проистекающего из него магнитного диполя. Названная «гипотезой Шустера» (по имени сэра Артура Шустера (1851 — 1934), первым отметившего эту взаимосвязь; его эмпирическое открытие и даже само имя необъяснимым образом исчезли из всей литературы НАСА по планетарному магнетизму), эта теория успешно предсказала силу магнитного поля (Блэкетт 1947, Уорик 1971) Земли, Солнца и огромное поле Юпитера (в 20 000 раз больше земного дипольного момента). Прогноз Шустера, сделанный за 60 лет до того, как космические аппараты «Пионер-10» и 11 в 1973 – 1974 годах подтвердили его (Уорик 1976), в 1971 году заставили Уорика так прокомментировать предсказательную силу «гипотезы Шустера:
«Динамо — теория еще не дала верного прогноза ни об одном космическом поле. Ее использование сегодня основывается на предположении, что ни одна другая теория не является более соответствующей наблюдениям».
И в самом деле, после того как «Маринер-10» обнаружил магнитное поле вокруг Меркурия, что не только соответствовало гипотезе Шустера, но и прямо противоречило динамо–теории, даже Карл Саган признал, что существовала необходимость для серьезного пересмотра научного взгляда на планетарный магнетизм. Взяв за основу предположение Шустера, сделанное в 1912 году, Хогленд и Торан графически нанесли современные параметры вращательного момента и наблюдаемого магнитного дипольного момента (данные взяты для всех планетарных объектов, которые посещались космическими аппаратами с магнитометрами) и обнаружили, что гипотеза Шустера получила подтверждение — за исключением Марса (который лишился магнитного поля в результате недавней катастрофы, речь о которой пойдет позднее) и Урана. Очевидно, что динамо — теория не дала ни одного верного прогноза планетарного магнитного поля, а теорема Шустера оказалась верной почти во всех случаях.
Уран, являющийся единственным исключением из теоремы Шустера, на самом деле можно считать исключением, подтверждающим правило. Уран имеет почти такой же период вращения, как и Нептун, и по определению должен иметь магнитное поле почти такой же силы. Однако сила магнитного поля Нептуна вдвое меньше земной, в то время как у Урана оно равно двум третям земного. Если теорема Шустера верна, магнитосферы двух планет должны иметь почти одинаковую интенсивность. В реальности же они имеют соотношение около двух к одному. Уран, однако, является исключением и по многим другим причинам — угол его наклона составляет почти 90° к вертикали Солнца, что указывает на то, что в недавнем прошлом на нем произошло смещение полюсов, которое и стало причиной несхожести его характеристик с другими планетами. Если это произошло в недавнем геологическом прошлом, после этого логически должен следовать период несоответствия теореме Шустера. Учитывая, что также имелся гиперпространственный фактор (в соответствии с опытами по сферической прецессии ДеПалмы), который мог влиять на настоящее состояние Урана, и поскольку наблюдения Шустера срабатывали в случаях с другими планетами, представляется вероятным, что у исключительности Урана имеется еще одна не до конца понятая причина. Но, очевидно, что если теорема Шустера верна в семи из девяти случаев, а динамотеория — ни в одном, то первая является более предпочтительной.
Наблюдаемая корреляция вращательного момента и магнитного дипольного момента навела Хогленда на мысль провести такую же простую связь и в его собственной работе. Рассматривая взаимоотношение между аномальным инфракрасным излучением и вращательным моментом, он выяснил, что оно так же точно соответствует общему системному вращательному моменту каждой из планет. Если графически отобразить соотношение общего вращательного момента совокупности объектов, таких как излучающие планеты нашей Солнечной системы вместе с Землей и Солнцем), и общее количество внутренней энергии, которую каждый объект излучает в космос, результат будет ошеломляющим. Чем большим общим системным вращательным моментом обладает планета (или любое небесное тело), тем больше аномальной энергии она может производить (на самом деле энергия — наподобие «аномальной энергии», которую ДеПалма наблюдал в своих экспериментах с вращающимся шаром — «проводилась» внутрь вращающейся массы из более высокого измерения, через трехмерное «эфирно–торсионное поле»).
В гиперпространственной модели физики это простое, но в, то, же время, обладающее большой энергией взаимоотношение, вероятно, является эквивалентом формулы Е=МС: общая внутренняя светимость небесного объекта, вероятно, зависит от только одного физического параметра: светимость равняется общему системному вращательному моменту (объекта плюс все спутники). Это означает, что количество энергии, которое излучает данный объект, определяется силой, прилагаемой к нему через гиперпространство, а эта гиперпространственная энергия в нашем трехмерном мире измеряется как вращательный момент. Графически вся эта зависимость выглядит вполне очевидной. Все планеты на графике ведут себя правильно, за исключением Солнца. Создается впечатление, что оно каким-то образом теряет значительную часть своего вращательного момента.
Принято считать, что Солнце и все похожие на него звезды — это огромные ядерные печи, топливо для которых создается распадом материи на шаровые молнии энергии. Этот процесс обеспечивает синтез атомов внутри Солнца. Следовательно, он должен создавать побочные продукты. Одним из таких побочных продуктов синтеза является нейтрино, субатомные частицы, не имеющие электрического заряда. Однако эксперименты по измерению потока нейтрино от Солнца показали, что Солнце не излучает того количества нейтрино, которое должно было бы излучать пропорционально излучаемой энергии в соответствии с обычной моделью. Если энергия Солнца вырабатывается в результате «термоядерной реакции» (в соответствии со стандартной моделью), то регистрируемый «дефицит нейтрино» составляет до 60 %. Еще более удивительно, что некоторые типы первичных нейтрино (которых подсчитывают для того, чтобы объяснить основной объем реакций синтеза внутри Солнца, основываясь на лабораторных экспериментах) просто отсутствуют. Теоретические поправки последнего времени к существующей квантовой теории в совокупности с данными новых нейтрино–детекторов должны, вероятно, вновь изменить данные по наблюдаемому количеству нейтрино (и «разновидностям») и таким образом привести наблюдаемый «нейтрино–дефицит» Солнца в соответствие с исправленной теорией. У нас, однако, есть подозрение, что такие сомнительные манипуляции с оригинальной стандартной нейтрино–солнечной моделью — созданной, что примечательно, до того, как аномальный солнечный нейтрино–дефицит был открыт при помощи наблюдений — является своего рода «академическим шулерством». По иронии, объяснение очевидного отклонения Солнца от стандартной модели содержится в удивительном отклонении его кривой на нашем графике вращательного момента и светимости.
В гиперпространственной модели первичный источник энергии Солнца, как и планет, должен зависеть от общего вращательного момента — собственного «спина» плюс общий вращательный момент планетарных масс на орбите. Как упоминалось выше, несмотря на то, что Солнце обладает 98 % массы Солнечной системы, оно имеет всего 2 % общего вращательного момента. Все остальное принадлежит планетам. Таким образом, если гиперпространственная модель верна, прибавляя момент их части к вращательному моменту Солнца, мы должны увидеть, что на графике Солнце должно следовать той же линии, что и планеты, от Земли до Нептуна. Однако это не так. Самое очевидное объяснение этой дилеммы — это то, что гиперпространственная модель просто ошибочна. Менее очевидная версия — мы что-то упустили, например, дополнительные планеты. Пытаясь объяснить недостающий вращательный момент, Хогленд нашел первый доказуемый прогноз гиперпространственной модели. Если поставить еще одну большую планету (или пару планет поменьше) за Плутон (расстояние, несколько большее, чем от Земли до Солнца), общий вращательный момент Солнца войдет в график до конечного пересечения с линией (в процентном отношении — около 30 % от внутренней энергии, которая должна производиться реальной термоядерной реакцией). Это дает отдельный повод предположить, что современное руководство по расчетам вращательного момента Солнца является неполным по одной очевидной причине: мы еще не обнаружили все основные планеты Солнечной системы. Поэтому первым прогнозом гиперпространственной модели стало то, что, в конце концов, при помощи наблюдений будет найдена либо одна большая, либо две маленьких планеты Солнечной системы, обращающихся в одном направлении (возможно ещё пока не обнаружена планета Нибиру или как её называют астрономы Планета X). В обоих случаях эти наблюдения в определенных границах позволят Солнцу занять его предсказанное положение на графике и подтвердят взаимосвязь между вырабатываемой энергией и вращательным моментом. Связь между вращательным моментом и вырабатываемой энергией имеет и еще один, более широкий смысл. Если она действительно существует, это означает, что представления об иерархии Солнечной системы не соответствуют реальности. В гиперпространственной модели хвост (планеты и луны) машет собакой (Солнцем) - предположение, которое имеет далеко идущие последствия.
Подтверждение?
Следующим этапом проверки этого аспекта модели был поиск свидетельства того, что, возможно, может существовать еще один член нашей Солнечной системы. Астрономы многие годы вели поиск «Планеты X». Причиной исследований являлся факт, что нечто, предположительно большая неизвестная планета, оказывало влияние на орбиты Нептуна и Урана. Поиски этого «возмутителя» в итоге привели к открытию Плутона, однако никакой большой планеты так и не было найдено, по крайней мере, официально. При этом было сделано несколько очень интересных «неофициальных» открытий, которые могли иметь отношение к этому прогнозу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Материал подготовил В. А. Сивоконь.