СМУТА В 1993 ГОДУ.

       Конец сентября 1993 года застал меня врасплох. Симферопольский поезд быстро подвозил нашу дикую компанию к Москве, прямо из непроходимых крымских дебрей, из туристических палаток, полностью оторванных больше месяца от какой-либо информации из России. На моей рубашке, как всегда, алел депутатский значок, на который в обычные дни никто не обращал особого внимания. Но тогда при въезде в Россию, на остановках и полустанках, местные жители, по всему, сразу его замечали. И смотрели на этот кусочек металла явно со смешанными чувствами. Постепенно из разных источников стал узнавать о новой политической реальности в РФ:

       «Указ № 1 400, отстранение Верховным Советом от власти президента страны Б. Н. Ельцина».

       Прямой саботаж Кремлём (там располагалась Администрация Бориса Николаевича) распоряжений из российского Белого Дома («ставки» парламента), отключение последнего от электричества, канализации и телефонной связи и многое другое. Россия на тот момент была по Конституции парламентской республикой. Верховный Совет не только создавал законы, но и назначал президента РФ, иных высших должностных лиц. Если парламент президента снял и назначил на его место другого товарища, то именно этот товарищ официально, законно (легитимно) становился действующим президентом Российской Федерации. Полномочия снятого главы исполнительной власти республики прекращались немедленно после принятия соответствующего решения Съездом Верховного Совета РФ. Ельцин отказался выполнять распоряжения (в том числе, кадровые) народных избранников и создал, тем самым, в стране ситуацию гражданского противостояния, которая логически должна была разрешиться гражданской войной. Или военным переворотом.

       Интересно, что на отдыхе было много природных знаков, указывающих на что-то грозное, тревожное происходящее в стране. Погода стояла очень холодная - вместо бархатного сезона: 15 - 20 градусов тепла, море прогревалось, в среднем, до 12 - 17 градусов. Однажды утром, спустившись с обрыва к морю, чтобы умыться, мы увидели приличную по размерам рыбину, плавающую брюхом к верху. Она была «оглушена» резким перепадом температуры. Вода была ужасно холодной, как ключевая.

       Сейчас мне становится не по себе, когда вспоминаю место (под Ласпи), на котором стояли наши палатки. Его выбрал руководитель группы, казалось бы, опытный турист и скалолаз. Мы расположились на небольшом плоском плато. Сверху - длинный каменный жёлоб (видимо, образовавшийся в результате сокрушительных водных потоков, вызванных ливнями), ещё выше - небольшое здание метеостанции, а дальше - крутой горный подъём до серпантина, выводящего отдыхающих на дорогу Форос - Севастополь. Под нами, - примерно, 15-метровый обрыв. Внизу - короткая прибрежная полоса, усыпанная валунами и упирающаяся в не по южному холодное море.

       Однажды ночью поднялся ветер, пошёл хлёсткий и холодный дождь. Наша палатка снизу здорово промокла, и я срочно эвакуировал 4-летнего сына Никиту в тёплую, сухую и надёжную палатку. Выйдя на улицу, сразу почувствовал неладное. Ветер стремительно усиливался, дышать стало очень трудно. (В 1980-м году мне «посчастливилось» чуть-чуть попасть под «Ивановский смерч»: страшный порыв ветра швырнул меня тогда на землю и я на четвереньках пополз в сторону ближайшего металлического сарая - ходить обычным образом не представлялось возможным. В кромешной тьме из-за поднятой стихией пыли со стороны Шлакоблочного завода путь пришлось пролагать по памяти. Хорошо запомнил состояние удушья. Дышать было нечем. Оказывается, внутри смерча создаётся зона низкого давления и человек, попав в «лапы» торнадо, имеет все шансы умереть от удушья). Я обхватил двумя руками ствол кряжистого дерева и стал всматриваться в море. Над водной поверхностью всегда немного светлее, чем на суше, поэтому мне удалось разглядеть несколько смерчей, подходивших к нам со стороны Балаклавы. За несколько секунд в сознании пронеслось всё то, что вот-вот должно было произойти: сотни тонн воды обрушатся на горный склон и страшный поток воды снесёт нас с 15-метрового обрыва на острые камни прямо в ледяное море. В эти мгновения я стал молиться, своими словами, с надрывом, в отчаянии и ужасе, горячо, - так как, наверное, больше никогда уже не молился. Порыв ветра почти оторвал меня от ствола дерева и вдруг стал быстро стихать. Смерчи пошли вглубь моря, оставив нам нудный моросящий холодный дождик и опустошение в моей душе.

       Все пять недель «дикого» отдыха сопровождались «чудесами», не свойственными для крымского «бархатного» сезона. В том числе, и не природного характера. Так, в начале отпуска, утром, мы увидели где-то над Форосом мощный пожар. Позже нам рассказали - это браконьеры (или бандиты) спалили дом лесника. Удивительно, что столь мощное пламя не перекинулось на пересушенный за лето лес. В общем, в Москву я уже приехал «политически подкованным», в боевом настроении, с решимостью защищать Конституцию, закон и порядок в стране. На Киевский вокзал прибыли поздно, пришлось ночь коротать в зале ожидания. В Обнинск выдвинулись с первой электричкой. К моему удивлению, в горсовете царила апатия. Не то, что было в августе 1991-го. Депутатский корпус разлагался на глазах. Между тем, в Москве события подходили к финишной черте. 2 октября стало известно: в Белый Дом всех беспрепятственно впускают (несмотря на плотные кольца оцепления) и никого не выпускают. По крайней мере, пройти за оцепление с депутатским удостоверением (или значком) не составляло проблемы. Что-то явно готовилось. Ярким солнечным утром 3 октября, в воскресение, не выдерживаю: объявляю семье, что еду в Москву в плановую командировку, хватаю хозяйственную сумку, проверяю наличие депутатских корочек и в состоянии сильного эмоционального подъёма, с неукротимой решимостью пополнить собой ряды защитников Белого Дома выбегаю на лестничную клетку. Дальше происходит необъяснимое. Пулей, выскочив на первый лестничный проём 4-го этажа, начинаю стремительно терять силы уже через пять-шесть ступенек. В сильнейшей злости на своё бессилие, в отчаянии, что поездка может сорваться, сползаю на площадку перед вторым проёмом. Сил нет никаких, весь покрыт потом. Пытаюсь повторить попытку. Медленно, на четвереньках возвращаюсь обратно к двери квартиры. Силы быстро почти полностью восстанавливаются. Собираюсь с духом и прытью срываюсь вниз по ступенькам. Итог тот же. Невидимая и очень тяжёлая рука, буквально, распластывает меня на площадке перед вторым пролётом. Пытаюсь продолжить движение вниз по ступенькам. На брюхе ползу к 3-му этажу и понимаю - ничего не выйдет. Испытываю чувство горчайшей обиды на внезапные и непредвиденные обстоятельства, но сопротивляться тому, что выше естественных человеческих сил - бесполезно. Скрепя сердце, возвращаюсь обратно. Вначале ползком, потом на четвереньках, далее - на полусогнутых. Дома, в коридоре, о немощи напоминает лишь насквозь промокшая одежда.

       Интересно, что необъяснимые обстоятельства в этот же день произошли и с моим знакомым Первуниным Николаем Александрович. Он также 3 октября собрался выезжать в Москву на защиту Белого Дома, но именно в этот день к нему приехало немыслимое число родственников. Разом о Николае Александровиче вспомнили, в том числе, и те, с кем он не переписывался даже на уровне поздравительных открыток двадцать и более лет. Приехали со всей России. Квартира была переполнена, о поездке пришлось забыть. Таким образом, и он, и я, скорее всего, сохранили свои жизни. Ибо с утра 4 ноября в Москве началась кровавая бойня. Несколько позже мною был написан резкий материал по итогам танкового расстрела Белого Дома и его последующей зачистки силовиками. Подписался я следующим образом:

       «Игорь Кулебякин, красно-коричневый депутат Обнинского горсовета».

       Отослал свой «крик души» в две областные газеты: «Весть» (орган областного исполнительного комитета и областного Совета народных депутатов) и «Знамя» (издание бывшего обкома КПСС). В итоге, в «Вести» вышло нечто, здорово порезанное и переделанное, с несоответствующей действительности подписью:

       «Игорь Кулебякин, бывший депутат бывшего Обнинского горсовета».

       «Знамя» дало материал «один в один» с авторским вариантом подписи (я до сих пор благодарен этой газете за смелость и объективность). Между тем, Обнинский горсовет, отнюдь, не был «бывшим» (как и все депутаты наукограда). Он был распущен нелегитимным образом 31 декабря 1993 года решением Малого Совета. Для справки: «время жизни» решений Малого Совета длилось только до сессии горсовета, где данные решения или утверждались, или утрачивали силу. Но сессия больше не собиралась, так как сделать этого уже никто не мог. Решение Малого Совета «повисло в воздухе», оно до сих пор не утверждено законным образом. А значит, - юридически ничтожно. Поэтому все народные депутаты города Обнинска, избранные 4 и 18 марта 1990 года, до сих пор «де-юре» являются действующими. Как, собственно, и сам городской Совет. А посему я и подписываюсь под данными заметками.

       Игорь Кулебякин, «де-юре» действующий депутат «де-юре» легитимного Обнинского горсовета.