ИСТОРИЯ СССР. ЧАСТЬ 13.
Перебирая архив Никопольской дистанции электроснабжения Приднепровской железной дороги, я наткнулся на старую пожелтевшую общую тетрадь. Когда я начал знакомится с её содержанием, то понял, что это дневник одного из злектрофикаторов, которые в 1932 – 1935 годах производили электрификацию участка Кривой Рог Запорожье. Краткая историческая справка. В соответствии с планом ГОЭРЛО и решением июньского Пленума ЦК ВКП (б) началась в стране электрификация магистральных линий железных дорог:
1. Участка Хашури-Эестафоне (Сурамский перевал) Закавказской Железной Дороги, протяженностью 68 километров.
2. Участка Кизел-Чусовая Пермской железной дороги, протяженностью 112 километров.
3. Участка Запорожье-Кривой Рог Екатерининской (Приднепровской) железной дороги, протяженностью 202 километра.
Первая запись москвича Николая Леднева, так звали электрофикатора, была сделана 18 марта 1931 года.
30 октября 1933 года.
К сожалению, наш поход в архив не дал положительного результата. Мы втроем, я, Алеша, Максим, с разрешения охранника пересмотрели все документы, которые там были по гуманитарной помощи по экспедиции Ф. Нансена, но никаких ведомостей или другой документации там не нашли. Это, впрочем, не поубавило в нас желание производить дальше свои поиски. Максим даже согласился, смягчит свое отношение к кулацким элементам, решил внедриться в их ряды, что бы больше знать об их намерениях. Алеша сказал, что надо больше работать с этими элементами, разъяснять политику правительства на индустриализацию страны, тем более что некоторые из них захотят учиться в учебных заведениях, и им потребуются характеристики и направления с комсомольской организации. Я ещё сказал, что в связи, что у нас расширяется фронт работ на стройке, то многих сельских ребят примут на работу на монтаж и эксплуатацию контактной сети - рук на стройке не хватает.
2 ноября 1933 года.
Утром был заморозок, хорошо, что мы переселились из вагончика в построенные домики для работников тяговой подстанции, печки мы топим дровами, а дров мы заготовили достаточно. Теперь надо будет заготовить дрова для мамы Оксаны, а то им не под силу носить сушняк с посадок, и они топят печи соломой и бурьяном, а какая от того топлива отдача - пока горит, пока и тепло, а костер погас и холодно. С Оксаной надо решать, надо делать решительный шаг. У меня есть уверенность, что она тоже любит меня, у меня теперь появился другой страх - достаточно я люблю Оксану, что бы это у нас было на всю жизнь. Не получится ли так, что она примет мое признание, ответит на него, а окажется, что я разочаруюсь в ней и предам, ведь для неё это будет такая рана и обида на всю жизнь. Я смотрю себе в душу, и спрашиваю, правда ли я так крепко люблю, и правда ли у меня настоящее чувство, а не просто мимолетное увлечение, ведь ошибка будет нам стоить очень много. Вот в такой нерешительности пребываю я и, мне кажется, мучаю и Оксану, но ничего я не могу я сделать с собой, ибо не могу со всей правдивостью сказать:
«Я люблю тебя».
Кажется, как все просто, но в то же какой непомерный груз придется на себя взвалить.
7 ноября 1933 года.
Сегодня восемнадцатая годовщина Великого Октября. Мы ездили в город Запорожье, где участвовали в демонстрации трудящийся на проспекте имени В. И. Ленина, между прочим, этот проспект самый длинный в Европе. Затем во Дворце культуры завода было торжественное собрание, на котором выступали представители власти, рабочие, служащие, которые говорили, как преобразовался за последние несколько лет их город и их край - выросли новые заводы, фабрики, запущен Днепрогэс, построены новые кварталы для жителей города. После был концерт силами артистов местного театра и художественной самодеятельности. Хорошо выступали артисты, зрители не жалели ладони. По окончании, Михаил Иванович пригласил меня и Оксану к себе в гости. Столы были накрыты, были приглашены, еще несколько человек из управления стройки. Все были радостно возбуждены, все говорили о том, что сделано и что предстоит нам сделать, нисколько не сомневались, что сделаем, несмотря на то, что есть определенные трудности. Пили «рыковку» и вино, которое сделал своим руками Михаил Иванович. Я с Оксаной пил красное вино, немного терпкое на вкус, но такое приятное. Не знаю, почему так получилось. То ли сказалось выпитое вино, то ли приподнятое настроение от праздника, которое сопутствовало нам целый день, но я сказал Оксане те самые слова, которые боялся говорить. В какой-то момент мы остались вдвоем с ней в комнате, мы смотрели радостно друг другу в глаза, и я сказал ей:
«Я люблю тебя».
Она ничего не ответила меня, только слеза блеснула у неё в глазах, и она прижалась ко мне. Я крепко прижал её к себе, давая понять, что теперь уже никогда-никогда я её не отпущу со своих объятий. Голова закружилась, сердце забилось в груди, едва не выскочит из груди, и замерли в долгом поцелуе. Таким счастливым я еще не был в своей жизни. Ради таких моментов в жизни стоит жить, стоит ехать на край света. В душе я благодарил все те обстоятельства, благодаря которым я оказался на этой земле и встретился с самой лучшей девушкой на земле.
9 ноября 1933 года.
Не знаю почему, но в наших отношениях с Оксаной появилась какая-то напряженность. Я вчера после работы провожал её домой, и она была совсем не такая, как прежде. Была какая-то грустная, глаза потухшие. Я спросил ее, в чем дело, может дома какие-нибудь неприятности или Василий снова приходил. Она ответила, что дома все в порядке, и никто к ней не приходил. Так что же тогда случилось, спросил я. Всё нормально, ответила она и снова молчание, которое становилось всё напряженней. Я чувствовал, что причина во мне, что мне надо предпринимать какие-то шаги, что бы холодок в наших отношениях исчез. Я положил руку на её плечо, но она освободилась от неё. Что же это значит? Она не любит больше меня? Её оскорбила моя наглость накануне? Я вёл по отношении к ней неуважительно? Но мне ведь казалось, что всё делалось по взаимному согласию. Или что? Я не знаю, как всё это объяснить, и у меня голова разрывается от чувств, которые бушуют во мне. Что я должен сделать, что бы она снова стала такой, как прежде. Видно, мое состояние было настолько очевидным, что даже Серега заметил мою грусть-печаль, и поинтересовался, что же случилось. Я в общих фразах рассказал ему о своей беде.
- Жениться тебе надо, - сказал он.
- Женится? - неуверенно как-то сказал я. Всё это было так неожиданно. Я даже не думал об этом. Мне казалось, что я не готов к такому шагу. И молод еще, и работы сейчас так много, да и где мы будем жить. - Я об этом даже не думал.
- Ты ведь любишь её?
- Люблю.
- А она?
- Тоже, кажется, любит.
- Так засылай тогда сватов.
- А вдруг она откажет?
- А вдруг не откажет. Что гадать. Засылай сватов, а там будет видно. Я тебя просто не узнаю - во всех вопросах такой решительный, а тут вдруг сомневаешься.
- А что мои родители скажут?
- Слушай, ты, что для родителей жену выбираешь или для себя.
- Понятно. Понятно. Надо подумать и всё взвесить.
- Думай, да побыстрее, а то у нас девушки не любят долго ждать.
14 ноября 1933 года.
Обстановка немного изменилась. С Оксаной так ничего и не решил, так как у нас появилась очень срочная работа. Пришел на барабанах несущий трос и контактный провод, и у нас задача - произвести в самый короткий срок его монтаж. Нас с Серегой тоже направили в бригаду контактников, что бы мы помогали им разматывать трос и провод, а они уже подвешивают их на консоли. Работа тяжелая, хотя в помощь нам приняли несколько ребят с села, среди них и Максим. Ребята трудолюбивые и работают хорошо. Вот только монтаж идет очень медленно, потому как приходится работать только в «окна технологические», то есть в то время, когда нет движения поездов по перегону. А тут пошли еще дожди, которые мочат нас, спрятаться от них от них нет возможности, ибо находимся мы в чистом поле. Сюда следует еще добавить холодный ветер, который пронзает нас насквозь. После работы приходим замерзшие и голодные к печи - несколько часов не отходим от неё, что бы согреться. Хорошо хоть, что Оксана готовит нам обеды и поддерживает огонь в печи, и до утра мы можем просушить свою одежду. Но нам еще легко, а вот ребятам, которые монтируют контактный провод на высоте свыше десяти метров, не позавидуешь, ведь им не только надо удержаться на ветру и скользких, ибо на опорах происходит обледенение, но еще надо зафиксировать провод в держащих клеммах. Даже не знаю, как они справляются с этой задачей. Я смотрю на них и думаю, что я б не смог это сделать, а они просто молодцы. Мы для них подогреваем постоянно чай и подаем наверх, что бы они согревались. Молодцы прямо.
21 ноября 1933 года.
Работа наша медленно продвигается. Бригаду монтеров контактной сети, которые работают наверху, сменили новой бригадой, а тех отправили немного отдохнуть, и подлечиться, а то многие из них заболели, приболел немного и Серега, он не ходит сейчас на работу в поле, а помогает Оксане топить печь и готовит обеды. Нас, в связи с тем, что выполняем такую тяжелую работу даже кормить стали лучше, появилось в рационе мясо, масло, яйца. Ребята из села, которые работают с нами, приносят с собой самогонку, мутную жидкость с дурным запахом, но ребята пьют её, что бы быстрее согреться, но немного, ибо знают, что завтра им на работу, и подниматься на высоту. Я не пью, потому что мне не нравится самогонка, на запах даже не переношу. Оксана относится ко мне с сочувствием, где-то достала мне другие портянки, что бы я переобувался в них, когда намокнут ноги, и еще старается мне подбросит побольше кусок мяса в борщ. Может, благодаря её заботе, я и не болею. Сейчас повалил снег и приходится идти по сугробах, а еще расчищать путь от снега. Но настроение у ребят бодрое, ибо видим, что дело продвигается, и совсем скоро здесь побегут электровозы. Приезжало высокое начальство, посмотрело, как тяжело мы работаем, и пообещало выписать нам хорошие премии, по окончании монтажа, только что бы мы не снижали темп работы.
30 ноября 1933 года.
Заканчиваем монтаж контактного провода на перегоне. После морозов пошла оттепель, снег растает, сапоги тут же промокают и ноги буквально в воде находятся целый день. Поэтому неудивительно, что очень высокая заболеваемость. Я тоже два дня не выходил на работу, ибо была высокая температура, отогревался на печи и пил различные настойки на травах, которые готовила мне Оксана. Вот в такие трудные минуты как замечательно иметь такого хорошего и верного друга, конечно, на всю жизнь. Да, я решил - вот только закончим монтаж контактного провода, то будем подавать заявление в сельсовет. Я и маме написал о том, что буду жениться. Ответа пока нет, но я думаю, что она не будет возражать. Ведь, когда я последний раз приезжал в Москву и говорил ей об Оксане, то она не имела ничего против. Только ей уж очень хотелось увидеть Мою Оксану. У нас широко сейчас обсуждается случай, который произошел на съезде колхозников в Москве. Пресса о нем писала и активно обсуждала этот момент. Суть его в следующем: выступал на трибуне передовой тракторист и признался, что вот, когда он поступал на работу, то скрыл свое социальное положение, а теперь в этом раскаивается в этом. На что Сталин с Президиума съезда сказал, что сын за отца не в ответе. Так у нас очень много есть ребят, которые из-за социального положения своих родителей, лишены многих благ и возможностей. А на самом деле они поддерживают Советскую власть и часто даже у них со своими несознательными родителями бывают даже стычки. Теперь нам надо только дождаться, когда же дойдут слова Сталина на места, и молодежь не будет беспокоиться за своё будущее. Это, конечно, должно принести разрядку в обществе, а то тут уже такие разговоры ходили, что жди взрыв народного гнева не сегодня- завтра.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
Владимир Шарик.