БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ.

«Не печалься, что обречены,

Ведь мы солдаты великой войны».

 (А. Бредихин).

«Мы - никогда не оставим города свои,

Мы - обязательно дойдём…».

(Декабрь).

«Что рассказать вам о войне,

Что рассказать, ребята?

Она все время снится мне,

Смогу ль забыть когда-то?».

(Иван Майборода).

       Предисловие от Дени Дидро.

       Давно хотел опубликовать этот отрывок из довольно информативной книги И. Мощанского. Но несколько моментов прямо таки резанули. Лет 6 - 7 назад, я читал по данной тематике книгу Р. Алиева «Штурм Бресткой крепости», которая на сегодняшний момент, как я считаю, является самой объективной и информативной из всех трудов, вышедших, на данный момент, в нашей стране по Обороне крепости. Например, Мощанский несколько раз упоминает, что в атаке Крепости принимали танки SOMUA S-35/Pz.Kpfw. 35S 739(f). Алиев же по немецким документам доказывает обратное, что кроме 4 штурмовых орудий (штугов), крепость никто не штурмовал тяжёлой техникой. Далее, про бомбардировку, Мощанский пишет о двух бомбах весом в 1 800 килограммов, Алиеев же на основании, опять–таки немецких документов пишет про всего одну бомбу таким весом, и про две бомбардировки до этого 500 килограммов бомбами. Которые сильно измотали силы обороняющихся. Также, мне крайне непонятна позиция Мощанского, по Западному (пограничному) острову. О котором он упоминает вскользь. И никак не упоминает про его основных защитников – так называемой школы шофёров пограничников. Какие это были «шофёры» мы уже никогда не узнаем, а вот то, что они располагались рядом с границей, на острове, с никогда там не бывавшим автодромом, да к тому же с героической упорной трёхсуточной обороной «шофёров» на Западном острове в полном отрыве от сил основного гарнизона. Да ещё и наносивших, достаточно существенные потери немцам. Породили достаточно большие основания, в среде историков, думать, что это были никакие не шофёры, а одно из специальных подразделений осназа. К сожалению, из защитников Западного острова практически никто не выжил, что и порождает многочисленные легенды об этой «окружной школе», так как «шофёры» в плен не сдавались.

       Далее, Мощанский пишет, что нашли единственное знамя - 393-го Отдельного зенитного артдивизиона. А между тем, ещё в 1951 году при разборе завалов «большого взрыва» на месте останков «Дома офицеров» было найдено знамя 84-го стрелкового полка, и как об этом может не знать, автор, пишущий об Обороне Брестской крепости, мне не понятно. Ничего не говорится, о том, что обстрел Крепости начался в 3-15, то есть раньше всех в СССР. Но, тем не менее, миф о том, что «Киев бомбили и нам объявили, что началася война ровно в 4 часа» продолжает будоражить массовое сознание до сих пор. Также, Мощанский вообще не упоминает о том, что в Бресткой крепости было немало призывников из Западной Белоруссии, причём ещё и граждан польской национальности, которых вообще запрещалось прикреплять к боевым частям и соединениям. Но, тем не менее, это в Крепости повсеместно нарушалось. Что и послужило в дальнейшем к большому пленению защитников Крепости, из-за разлагающей дисциплины данных категорий бойцов и их пораженческого настроения. Ещё, меня немного резануло, то, что автор не упомянул итоговое соотношение потерь сторон. А оно тоже заставляет задуматься, пытливого исследователя. А они таковы: со стороны 45-й дивизии – 487 убитых и пропавших без вести, читай убитых тоже, из них 32 офицера. Раненых - около 1 000 человек, из них более 30 человек - офицеры. Данные по приданным погибшим огнемётчикам и другим солдатам из приданных подразделений, в частности дивизиона штурмовых орудий, подбитых у пкт 145 неизвестны до сих пор. Для сравнения, данные по потерям той же 45-й дивизии в предыдущих компаниях. Польская -158, Французская – 462. Как мы видим, данные по потерям, сравнительно равные только за кампанию во Франции. Но если сравнивать по потерям на всём Восточном фронте за первый день войны 45-ая дивизия потеряла треть всех безвозвратных потерь всего Вермахта, что уже заставляло задуматься генералов Вермахта, а правильно ли они поступили, что послушались Гитлера. Теперь, что касается немецких трофеев, причём многое из перечисленного было захвачено в Бресте, а не в Крепости:

       а) Пленные — 7 223 человека (101 офицер и 7 122 младших командиров и рядовых). На данный момент в цитадели найдено примерно 2 000 мертвых русских,

       б) Оружие:

       - 14 576 винтовок,

       - 394 пистолетов и револьверов,

       - 1 327 пулеметов,

       - 27 минометов,

       - 3 ящика противотанковых ружей,

       - 15 75-мм орудий,

       - 9 длинноствольных 150-мм орудий,

       - 3 пехотных орудия,

       - 4 150-мм гаубиц,

       - 5 зенитных орудий,

       - 46 противотанковых орудий,

       - 18 прочих орудий,

       - 107 походных кухонь,

       - 50 прицепов. Большие запасы гужевого транспорта, рассчитанные примерно на 1 – 1,5 дивизии,

       в) Лошади — 780 голов (примерно 800 лошадей найдено мертвыми),

       г) Продовольствие:

       - Незначительные запасы консервов. Более существенные — в горохе (50 тонн),

       - лапше (10 тонн),

       - пшене (40 тонн),

       - ячмене (300 тонн),

       - зерне (500 тонн),

       - сигаретах (6 миллионов штук),

       - чае (2 тонны),

       - Захвачены примерно 750 000 литров спирта и водки,

       - Мука: I сорт предлагается отметить то, что армейский хлеб русских наполовину ржаной,

       - 45-я дивизия, включая приданные подразделения (общее количество примерно 30 000 человек), обеспечена мылом на 2 месяца. Найдено примерно 10 тонн, остаток выясняется,

       д) Незначительные запасы одежды. Количество шнурованных ботинок и белья подсчитывается,

       е) Автомобили: примерно 36 танков и гусеничных тракторов, кроме того, 1 500 русских автомобилей из-за обстрела почти непригодно или повреждено. Найдено 3 больших склада запчастей для русских автомобилей и среднее количество автомобильных шин, 56 кубометров топлива.

       Теперь хочу предложить вашему вниманию отрывок из книги Р. Алиева, подытоживающий всё мною вышесказанное:

       «Уже немало написано о мужестве и храбрости защитников Брестской крепости. И о причинах этого — тоже. Правда, с течением времени причины (указываемые стране) изменялись. Если в 1950 году сохранившуюся у Тереспольских ворот надпись,несколько подправив, превратили в «Нас было пятеро. Мы умрем за Сталина!1941 год. Июнь», то в шестидесятые «русских» заменяли «советскими», а затем, уже недавно, с экранов вновь прозвучало «я — русский солдат!». Ясно, что в этом направлении «поиски» будут вестись и дальше» - («Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюб, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941 г. Умрем, но не уйдем»).

       «Как пишет А. П. Каландадзе:

       «Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что в то утро [22 июня] мало кто из командиров сумел бы организовать людей из разных частей так хорошо, как они это сделали сами, по своему усмотрению. Все были командирами, и все были подчиненными».

       Неформальные лидеры и их группы вообще, как правило, более стойки, чем произвольно, по команде, собранные коллективы. Интересно, что красноармейцы, как и немцы, для решения каких-либо задач стихийно организовывались, формируя свои «штурмовые группы» — например, для штурма столовой 33-го инженерного полка. Примечательно, что основным принципом подбора в них бойцов был добровольный:

       «Если командиру обороны, роты или группы нужно было дать бойцам задание, он не приказывал, а вызывал добровольцев. И они всегда находились».

       Существовавшее в Красной Армии выделение наиболее политически активных путем создания комсомольских и партийных организаций и в бою за Брест помогало подчас создать ядро очага сопротивления. Комсомольский и партийный актив разных частей, как правило, был знаком друг с другом — это помогало сплачивать разрозненные подразделения. Помимо присяги коммунисты и комсомольцы РККА имели дополнительные, взятые на себя добровольно обязательства — быть в первых рядах защитников СССР. Это же, пусть и в меньшей мере, относится к активистам всевозможных военно-спортивных организаций (Осоавиахим). И политсостав, и коммунисты, и евреи, находившиеся среди защитников, несомненно, были наслышаны о том, что их ожидает в плену. Это способствовало их решению защищаться до последнего. То и дело встречающиеся в воспоминаниях «той стороны» упоминания о «пленных комиссарах» говорят не о том, что командиров в плену не было — а о том, что основное внимание немцы обращали именно на захваченный политсостав, поскольку факты его пленения были редкими. Оказала свое влияние и гибель многих детей и женщин из семей начсостава — их отцы и мужья, да и все, кто видел произошедшее, — сразу же начинали сражаться с наибольшим ожесточением. Сыграло свою роль и незнание обстановки на фронте — защитники продолжали ждать помощи и тогда, когда Брест уже исчез как из советских, так и из немецких сводок. Оборона крепости — не столько оборона, сколько ожидание деблокады. Если бы была твердая уверенность в том, что помощь не придет, объединенные попытки прорыва наверняка последовали бы немедленно, еще в первую же ночь. Помимо устойчивости сопротивления, намерение прорываться у одних и сохранение надежды на деблокаду у других приводило и к разобщенности действий защитников. Наконец — поколение тридцатых действительно было поколением особым. Привычка к лишениям, бесстрашие, готовность пожертвовать как своей, так и чужой жизнью во имя идеи, и в ней, идее, твердая убежденность — все это было им, 18 – 25-летним парням, составлявшим большинство защитников цитадели, особенно свойственно. Отсюда — и самоубийственные атаки, и многочисленные самоубийства потерявших надежду, вероятно, десятков людей. Во Франции и Польше многое бывало — но что-то не слышно о бросках, растративших патроны, полумертвых от голода и жажды людей на немецких солдат — с одними лишь ножами в руках, под автоматные очереди, а то и проще — под забивание сапогами. Или столь поразившие солдат «сорок пятой» отказы красноармейцев при пленении сдвинуться с места — «убивайте лучше здесь, сразу».

       Ну а кто же тогда сдавался в плен? Понятно, что большинство авторов опубликованных воспоминаний или книг об обороне предпочли обойти этот вопрос. Современные, как правило — тоже, из-за недостатка или полного отсутствия сведений. Однако предположения все же стали появляться — например, В. В. Бешанов пишет, о том, что большинство из сдающихся были «приписники, призванные в начале июня из западных районов для переподготовки и размещавшиеся в палаточном городке и казематах Кобринского укрепления. Среди них была и молодежь, не принявшая присяги, и те, кто раньше служил в польской армии. Не проявляли стойкости и легко сдавались воины из среднеазиатских республик, в принципе мало отличавшие своих от чужих (в царской армии их просто не призывали на службу).

       Об «этнопсихологических проблемах» говорится и в книге Ильи Мощанского и Виктора Паршина «Трагедия Бреста»:

       «СССР своей родиной во всех смыслах (как территорию и образ жизни) считали не все народы, проживающие на пространствах Советского Союза, а многие из них (народов) или не очень понимали суть противоборства, или, особенно на начальном этапе, вообще видели в немцах освободителей от коммунизма и колониализма».

       Там же, вероятно в качестве одной из причин стойкости пограничников, указано, что они комплектовались «преимущественно славянским, более образованным, призывным контингентом». Никаких фактов, подтверждающих их предположения, авторы не приводят.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Михайло Полторов.