Главная » Политология » ЕВРЕИ И РУССКИЕ.

ЕВРЕИ И РУССКИЕ.

21.09.2015 03:05

       Михаил Наумович ЭПШТЕЙН (родился в 1950) - философ, филолог, культуролог, литературовед, эссеист, заслуженный профессор теории культуры и русской литературы университета Эмори (Атланта). Член российского Пен-клуба и Академии российской современной словесности: 

       «Как писать о нациях, оставаясь на той высоте духа, с какой только и можно их понимать, не впадая в мерзость национализма или интеллектуального сладострастия? Эта статья -  лирическая попытка разглядеть общие контуры русского и еврейского характеров и их взаимодействие в духовной культуре XX века».

       Кто в мире может понять русских лучше, чем евреи? Теплые, душевные народы. В их исторической закупоренности, черте оседлости, железном занавесе, столетиях одиночества, обособленности от мира настояна теплота. Отметим пунктирно несколько самых выдающихся черт общности:    

       1. Религиозная устремленность евреев и русских. Вл. Соловьев приводил три причины, почему именно еврейский народ породил христианство, и они же в какой-то степени могут быть отнесены к русскому народу:

       - религиозная сосредоточенность всей национальной жизни;

       - самодеятельность и самостоятельность, жизненная активность и целеустремленность нации;

       - обрядовый материализм, система религиозных правил, отделяющих чистое от нечистого. Глубокое отношение к святости, в том числе к святости материальной жизни - церковный обиход, утварь, пост; законы таара и кашрута, ритуальной чистоты. Теплота материальной жизни в Боге. Приведу слова русского мыслителя и исследователя духовной жизни Георгия Федотова:

       «Христианство... превращается все более в религию священной материи: икон, мощей, святой воды, ладана, просвир и куличей... Это ритуализм, но ритуализм страшно требовательный и морально эффективный. В своем обряде, как еврей в законе, москвич находит опору для жертвенного подвига».

       2. Склонность к утопическому мышлению, подчинение всей жизни цельным принципам и идеалам, предназначенным к осуществлению в отдаленном будущем: «жить ради детей, во имя счастья грядущих поколений» и так далее. По мысли Достоевского, «русскому скитальцу необходимо именно всемирное счастие, чтоб успокоиться: дешевле он не примирится, - конечно, пока дело только в теории». Огромная роль фантазии, сказки, чуда, мечты в складе национального мышления. И евреи, и русские - народы вдохновения и Откровения, а не эмпирического рассудка.

       3. Приверженность идеалу социального равенства и справедливости, готовность искоренять аристократические привилегии даже ценою индивидуальной свободы. Социалистическая, эгалитарная настроенность, жажда переустройства всего мира в соответствии с религиозно-социальными учениями. Хилиазм, эсхатологизм. Устремленность к концу истории, к вечному царству правды. Революционность. Ничего не жаль, нечего терять, кроме своих цепей. Маркс и Бакунин, их взаимная подозрительность, рачительного революционера-бухгалтера и революционера-анархиста, готового и себя, и весь мир перевернуть вверх тормашками. И хотя в России победил марксизм, бакунинщина из него вылезла и под именем «ленинизма» примирила его с собой.

       4. Чувство народной стихии, с которой личность сливается, обретая себя. Долго хранимые, вплоть до XX века,  традиции общинной жизни - крестьянским миром и всем кагалом. Колхоз и кибуц. Обилие легенд и анекдотов, слухов и сплетен, коммунальность, шептание по углам, привычка всех обсуждать, соседственность, местечко и деревня. Сказ, устная речь, сильные фольклорные начала в культуре.

       5. Привычка к странствиям, неприкаянность, кочевнический элемент в русской цивилизации, обусловленный территориальным размахом земли. Чаадаев:

       «В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников...».

       Достоевский:

       «Эти русские бездомные скитальцы продолжают до сих пор свое скитальчество и еще долго, кажется, не исчезнут».

       Судьба Вечного Жида близка русской душе. Рассеяние русских утвердилось в XX веке и географически, потоками эмигрантов, беженцев, невозвращенцев.  Одна из самых больших и культурно насыщенных диаспор в мире, наряду с еврейской. Еврейская диаспора обрела в России первую в мире родину социализма - а русские, выброшенные со своей родины, стали создавать диаспору по всему миру.

       6. Универсализм, легкое усвоение культурных обычаев, научных и технических достижений других народов, переимчивость, подражательность, гибкость ума, обусловленная огромным историческим опытом смешения, сосуществования, сотрудничества с другими народами. Более ста наций населяют Россию, и евреи в своих скитаниях населяли земли множества наций. И русские, и евреи, как одаренные актеры, склонны к перевоплощению, вживанию в чужие роли.

       7. Многовековой опыт страданий и преследований (египетский и вавилонский плен, татаро-монгольское иго, черта оседлости, крепостное право). Отсюда склонность к меланхолии, унынию, скорби. В отличие от европейцев, охотно делятся отрицательными эмоциями, жалуются на жизнь, даже бравируют своими неудачами. (Но у евреев все-таки больше замкнутости, осторожности: не принято говорить вслух о смерти, тяжелых болезнях).

       8. Сочетание меланхолии с мягким юмором, лирическим воодушевлением, жизнеприятием - слезы сквозь смех (Гоголь, Чехов,  Бабель, Шолом-Алейхем, Перец Маркиш). Ирония и самоирония. Привычка смеяться надо всем - и прежде всего над собой, но при этом сохранять в душе святое.

       9. Психологическая открытость, общительность, разговорчивость, эмоциональность, задушевность, легкая возбудимость (до взвинченности), готовность делиться своими чувствами, доверять сокровенное, обсуждать свою личную жизнь. Легковерность и доверчивость, с той разницей, что евреи больше верят своим, а русские - чужим.

       10. И евреи, и русские - логоцентрические, «литературные» нации, для которых Книга, письменное слово есть источник высшего религиозно-морального авторитета. В России классическая литература - Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой - выступает в роли «Священного писания», содержит заповеди и поучения и осуществляет духовное руководство и общественной, и личной жизнью. Вся культура обоих народов строится вокруг Слова; «святая русская литература», святость и заповеданность слова. Словесность - «учебник жизни» (Чернышевский). Зачитываются до умопомрачения, до забвения реальности, до сладкой истомы. Мир в тумане слов.   

       11. Любовь евреев к русской природе и к поэзии, которые они воспринимают как свое духовное достояние. Широта, простор - в этом есть что-то сужденное евреям в их скитальчестве и рассеянии: не чужбина, а новая родина, которой должен стать весь мир. Грусть русской осени, чистота красок, прозрачность воздуха, нагота равнины и огромность неба, - все это созвучно еврейскому сердцу, что несравненно выразилось у Исаака Левитана. Природа, очищенная от тесноты и жара, открытая небесному сиянию, легкая, воздушная, смиренная, не возносящаяся (горы), униженная перед Богом. Совсем иная, чем библейская, но близкая той части еврейской души, которая ищет себя в диаспоре, в рассеянии и находит отчасти в россиянстве.

       12. Музыкальность души, любовь к народным мелодиям, к хоровому пению, к национальным песням и танцам. В кибуце водят хороводы, как в русской деревне. Чеховская «Скрипка Ротшильда»: русский завещает еврею свою музыку и свою скорбь. (У русских больше гармонь или гитара), пьяная задушевность, романсы; у евреев - скрипка терзает душу). Дунаевский, братья Покрас, Фельцман, Фрадкин, Баснер, Блантер и другие композиторы-евреи - создатели популярной песни в СССР.

       Россия – Левиафан.

       Несмотря на свирепые гонения и царских, и советских времен, евреи все-таки прижились в России, в среде бесшабашного, «нерегулярного» народа, где могла сполна проявиться их любовь к извилистым ходам бытия. Евреи часто склонны действовать с фантазией, хитринкой, подвохом, в обход и «несмотря на», а в данной стране - это единственно честный и нормальный способ существования, так что здесь они оказались в родной стихии, где можно уповать не на закон и порядок, а только на свою смекалку и Божью милость. Бог и народ, цари и пророки, войны и казни, молитвы и чудеса, жестокость и милосердие, безудержность буйства и неистовость покаяния - здесь евреи нашли страстный, яростный библейский мир, давно исчезнувший на просвещенном Западе, но странным образом оживший для них в России XIX и XX веков. В этой необъятной стране России евреи нашли своего Левиафана, свой страх и трепет, своего зверя из бездны, описанного в Книге Иова как «верх путей Божиих» и одновременно как беспощадное чудовище:

       «Надежда тщетна - не упадешь ли от одного взгляда его?». 

       В России легче, чем в какой-либо другой стране, ощутить сотрясение всех устоев бытия, пошатывание исторической почвы, как перед землетрясением, - гул идет по всей земле, узнающей поступь ревнующего и карающего Бога. Это всегдашнее предчувствие катастрофы, это грозовое веянье из иных миров вошло в судьбу евреев с библейских времен, и Россия, даже при сознательном отталкивании от нее, оказалась воплощенным архетипом и «странным аттрактором» их коллективного бессознательного.

       Еврейско-русский воздух.

       Феномен русской интеллигенции, оторванной от почвы, от своего народа, близок еврейству, диаспоре, странничеству. По духовному типу еврею роднее всего именно русский интеллигент, живущий в своей стране как в эмиграции, от всего отстраненный, все подвергающий критике, мечтательный, склонный к утопиям. Евреи помогли становлению русской интеллигенции, а интеллигенция глубоко вобрала еврейство в культуру и судьбу России. Там они перемешались, слились. По мысли Г. П. Федотова:

       «Недаром, начиная с 1880-х годов, когда начался еврейский исход из гетто, обозначилось теснейшее слияние русско-еврейской интеллигенции не только в общем революционном деле, но и во всех духовных увлечениях, а главное, в основной жизненной установке: в пламенной беспочвенности и эсхатологическом профетизме. Шпенглер видит в кружках русской интеллигенции продолжение духа и традиции талмудистов».

       С западной точки зрения, евреи и русские - невыдержанные, «малахольные», «без тормозов». Оба народа - не «комильфо», не из «хорошего общества», из каких-то других низин и высот жизни. Обоим знакомо «из бездны взываю к тебе, Господи» и «у бездны мрачной на краю». Оба склонны отдаваться эмоциям и фантазиям, уноситься за предел, порой впадать в истерику. Непривычка к середине, невладение формой. Содержание перехлестывает, рвется наружу.

       Евреи и русские эмоционально заводят, подначивают друг друга, они так слаженно шагают через мосты истории, что те рушатся от резонанса. С революцией и коммунистическим экспериментом случилась именно такая подначка и взаимозаводка. Еврей хочет показать русскому, что он еще более русский - бесстрашный, несгибаемый, идущий напролом (феномен Троцкого). Русский хочет показать еврею, что он еще больше еврей: дальновиднее, хитроумнее, действует сознательно, планомерно, обуздывая стихию (феномен Ленина). Левинсон в «Разгроме» Фадеева - русская несгибаемость и еврейская сознательность в борьбе со стихийностью. В результате сама расчетливость и планомерность (еврейская) принимают формы удалые, бесшабашные, безудержные (русские) - и это есть советский режим, с его громадьем планов, с его лихачеством в самой планомерности (даешь досрочное выполнение пятилетку в три года… нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме). Экстаз и истерия планирования, захлеб цифрами, разудалость бухгалтерии - феномен советского пламенного бюрократизма. Русское «раззудись плечо, размахнись рука», помноженное на еврейское интеллектуальное упрямство, дотошность, стремление довести все до логического конца, пусть даже с риском провала.  Но если, по расчетам, там должна быть сияющая даль социализма, - там она и будет, а если нет, то тем хуже для реальности.

       Талмудизм советской власти, ее пристрастие к словам, к их малейшим идеологическим оттенкам, вера в самоценную, самодвижущую силу слов, от которых действительность станет краше и веселее, - это и еврейское, и русское. Как и вера в проекты, начертанные на бумаге, талмудический спор об их толкованиях, о перекосах, правой и левой линии, о мельчайших оттенках в употреблении слова классиками марксизма. Отношение к их писаниям как к Библии, подлежащей многослойным толкованиям и переложениям: Тора - Мишна - Гемара - Каббала. Такая же талмудическая иерархия: Маркс, Энгельс, Ленин, потом Сталин, зарубежные продолжатели марксизма - выдающиеся деятели партии и правительства - основоположники соцреализма - писатели братских стран. У каждого уровня свой авторитет, измеряемый длиной и частотой цитат, значимость которых можно исчислить в миллиметрах занятой ими газетной площади.

       О русских говорят, что это народ крайностей и полюсов. Бердяев перечисляет (в «Русской идее»): деспотизм - и анархизм; обрядоверие - и искание правды; индивидуализм - и безличный коллективизм; национализм - и универсализм; искание Бога - и воинствующее безбожие; рабство - и бунт.  Евреи - тоже нация крайностей: накопители и бессребреники, реалисты и фантазеры, капиталисты и коммунисты, здравомыслящие и чудаковатые. У западных людей широка зона срединного, нейтрального, секулярного образа жизни - того, что естественно, что оправдано человеческой природой. Евреи и русские постоянно задают себе невыполнимые задачи - и то взлетают выше, то падают ниже средней нормы. Склонность к иррационализму, экзистенциализму, персонализму в философии - В. Розанов, Н. Бердяев, Л. Шестов, Ф. Розенцвейг, М. Бубер, Э. Левинас.

НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

       Источник: СНОБ 

       Материал подготовил Вице-президент Федерального общественного виртуального медиахолдинга «Россия-сегодня», председатель виртуального клуба «Интеллектуалы Урала», кандидат философских наук А. И. Шарапов.

 

 

Добавить комментарий
Внимание! Поля, помеченные * - обязательны для заполнения