ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА. ГЛАВА 24. ЧАСТЬ 1.

ЧАСТЬ 2. ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ.

       Глава 24. ТЕЧЕНЬЕ ЛЕТ. ЧАСТЬ 1.

       Всю зиму семилетки усердно занимались, чтобы осенью поступить сразу во второй класс. Дважды в неделю в садик приходила учительница Надежда Васильевна, готовившая детей к школе. Но учила она только тех, кто совсем не умел читать, писать и считать. Ребята, уже одолевшие азы грамоты и счета, учились самостоятельно, вдохновляемые неутомимыми Леной и Геной. Ольга раздобыла в гороно программу первого класса, оказавшуюся не очень сложной. К лету все старшие ребята - Саша Оленин, Ирочка Соколова, Настенька Селезнева, Шурочка Пашкова и Шурик Дьяченко, не говоря уже о Лене с Геной и Мариной, - бегло читали, писали несложные диктанты, решали простые примеры. Надежда Васильевна, проверив их знания, заверила родителей, что дети вполне могут учиться во втором классе. Лена с Геной буквально заразили остальных детей страстью к чтению. У Леночки была великолепная библиотека. Ольга непрерывно пополняла ее, не жалея никаких денег. Благодаря ее стараниям здесь были и «Волшебник Изумрудного города», и «Приключения Буратино», и сказки Андерсена, и множество других замечательных детских книг. Каждый день Леночка приносила в садик одну из них, и дети, усевшись в кружок, читали по очереди вслух. Прочитав, они еще долго не расставались с любимыми героями, придумывая продолжение их историй. Эти совместные чтения очень сблизили ребят. Они уже не ссорились, как раньше, дружно играли и часто мечтали, как будут все вместе учиться в одном классе. Гена совсем перестал задираться. Он быстро рос и уже был на голову выше всех. Чтобы догнать Леночку в математике, мальчик много занимался по ее учебникам, стараясь до всего дойти самостоятельно. Ему доставляло удовольствие видеть неподдельное удивление Лены, когда она вдруг обнаруживала, что приятель кое в чем опередил ее. Если бы не необходимость помогать дома с малышами, которых ни на минуту нельзя было оставлять одних, его успехи были бы еще больше. Спасибо Алексею, приходившему почти ежедневно. При нем Гена мог хоть ненадолго закрыться у себя в комнате, чтобы не слышать вопли капризных Мишки и Гришки, требовавших, чтобы с ними сидели только Гена с Леной или их ненаглядный папочка. Из-за нехватки времени Гена не так часто посещал шахматную секцию, как хотелось. Он играл уже в силу третьего разряда, но на участие в соревнованиях времени почти не оставалось. Отношения между Геной и Леной внешне стали спокойнее. Гена по-прежнему не мог долго обходиться без ее общества, но изо всех сил старался не слишком докучать ей. Из-за этого мальчик замкнулся и часто предпочитал уединение с книгой шумным играм со сверстниками. Он очень подружился с Маринкой Башкатовой, передававшей ему все новости о Леночке. От нее он узнавал о своей сестренке все, что его интересовало. Зная, как Лена любит шутки и остроты, Гена старался запоминать все смешное, что находил в книгах, слышал по телевизору или от взрослых. Ее ответный смех был лучшей наградой за его старания. Леночка за эту зиму тоже очень изменилась - повзрослела, посерьезнела. В детском садике ее любили все, особенно малыши. Они буквально липли к ней. Стоило девочке появиться в их комнате, как малышня окружала ее плотным кольцом, и каждый старался прислониться или хотя бы прикоснуться к ней. Теперь она должна была погладить и приласкать всех, иначе потом обид и слез не оберешься. Каждое появление Лены у Гнилицких близнецы встречали воплями радости. Она целовала их, тормошила и по очереди таскала на руках. И пока Лена носила одного, другой орал благим матом и тянулся к ней изо всех сил, грозя вывалиться из кроватки. Потом они менялись местами, и все повторялось. Почему-то к Маринке они таких чувств не испытывали, хотя та проводила с ними ничуть не меньше времени, чем Лена, и так же их целовала и тетешкала. Но когда обе девочки одновременно носили их на ручках, близнец, сидевший у Марины, все время тянулся к Леночке, громким ором требуя, чтобы она взяла именно его. Даже такие крохи понимают, что она лучше всех, с грустью размышлял Гена. И от этой мысли ему почему-то становилось неуютно и тревожно. Изменились отношения и между мамой и дочкой. Совсем недавно для Ольги Леночка была малым ребенком - а теперь она стала скорее близкой подругой. Ольга привыкла буквально во всех жизненных ситуациях советоваться с дочерью и прислушиваться к ее мнению. Все, что касалось приготовления еды, уборки, покупок, они обсуждали и решали вместе. Даже возникавшими то и дело проблемами на работе Ольга делилась с Леной - и не раз убеждалась в здравости ее суждений и советов.

       — С этими первокурсниками прямо беда! — жаловалась она дочери. — Такое впечатление, что некоторые из них в школе математику вообще не изучали. Представляешь, вызываю вчера одного к доске, и по ходу дела ему надо умножить семьдесят на восемьдесят. Стоит, думает. Я у него спрашиваю:

       «А сколько будет семью восемь?».

       — Стоит, думает, — засмеялась Лена.

       — Точно, — подтвердила Ольга. — Но ведь это студент! Не второклассник, не пятиклассник — студент! Технического вуза! Таблицу умножения не знает. — А зачем? — говорит. — Есть же калькулятор.

       — А ты не разрешай им пользоваться калькулятором на занятиях. Пусть считают в уме.

       — Я пробовала не разрешать. Но тогда и половины намеченного не успеваем решить.

       — Может, нам с Геной не во второй класс, а сразу к тебе поступить? — шутила девочка. — По крайней мере, таблицу умножения мы знаем, и уравнения решать умеем. Не то, что твои двоечники.

       — Ты смеешься, а я думаю — вы бы учились получше некоторых первокурсников. Куда мы катимся, не представляю?

       — Мамочка, я знаю, что надо делать. Надо открыть школу при институте. Чтобы ваши же преподаватели там учили детей. Тогда бы они их научили тому, что надо знать для института.

       — Лена, идея прекрасная. Но кто же нам разрешит? Школу открыть не так-то просто. Можно было бы подумать о воскресной школе, хотя бы для старшеклассников. Но где взять деньги? Ведь преподавателям надо платить. И потом, у нас есть неплохие подготовительные курсы. Правда, на них учатся всего год, а здесь годом не обойдешься. Чтобы поднять таких лежачих, надо минимум года два с ними заниматься перед поступлением. Все твердят о гуманитаризации образования. Чтобы, значит, побольше гуманитарным наукам уделять внимание, поменьше точным. Мол, именно гуманитарные науки воспитывают личность. Да так, как воспитывает математика, никакая литература не воспитает. И точность воспитывает математика, и целеустремленность, и честность, терпение, выдержку, дисциплину ума, верность, порядочность, наконец. Почему Япония так далеко ушла вперед? Потому что там точные науки на первом месте. А у нас в школах, похоже, вообще перестали решать задачи и примеры. Нам, помню, задавали по десятку примеров на дом, а нынче — редко один-два. Чтобы не перегружать ребенка. Да если б он тратил время на книги! Так ведь нет — он его тратит на эти жуткие мультики да боевики. Вот уж где полная бездуховность.

       — Мамочка, не расстраивайся ты так. А то у тебя голова разболится — снова таблетки будешь глотать. Вот мы скоро вырастем и придем к тебе учиться. Все будем только хорошистами и отличниками. Подожди немного.

       — Ну да, всего какой-нибудь десяток лет. Совсем немного.

       — Не десять, а девять. Мы же во второй класс пойдем. Мама, а почему теперь нет четвертого класса? Нам сказали, что после третьего сразу в пятый переходят. А куда четвертый девался?

       — Понятия не имею. Сама спрашивала в гороно, − а там только плечами пожимают. Тайна сие великая есть. Зато вместо десятилетки одиннадцатилетку сделали. Без четвертого класса. Та же десятилетка фактически. Теперь это реформой школы называется. Но ты права — не стоит расстраиваться из-за того, что мы изменить не в силах. Как говорят японцы, будем кроткими, как голуби, и мудрыми, как змеи. Давай лучше что-нибудь поесть приготовим. Что-то вкусненького захотелось.

       — Давай котлет нажарим. Мясо молотое есть, лук, молоко и яйца тоже есть. Гену позовем.

       — Смотрю, ты снова с ним задружила. Ты бы не мучила его, дочка. Или дружи, или не дружи. А так нельзя — то гнать, то звать. Он прямо извелся — не узнать мальчика.

       — Мамочка, никогда я его не гнала. Просто, сердилась, когда он ребят обижал. Знаешь, он таким умным стал! Задачки решает не хуже меня. И читает запоем. А анекдотов сколько знает! Все время меня смешит. А сам не смеется. От этого еще смешнее становится. А Маринка говорит, что он в меня влюблен.

       — Гена ей это сам сказал?

       — Нет, она догадалась. Он ей пожаловался, что ему неприятно, когда меня другие мальчики провожают. А она ему говорит:

       «Ты в Лену влюблен».

       - И он согласился. Ну и пусть влюблен, разве это плохо?

       — О Господи! — вздохнула Ольга. — Только этого мне не хватало.

       — Конечно, ничего плохого в этом нет. Правда, рановато. Но будем надеяться, что это у него пройдет.

       — Да пусть будет влюблен! Не он один такой. Мне уже столько мальчиков в любви признавались. Я на это внимания не обращаю. Мне же лучше. Они мне все так стараются угодить. Все делают, как я хочу.

       Ужас! — подумала Ольга. Восемь лет, только восемь! А что будет в двенадцать, пятнадцать? Испортят мне дочку окончательно.

       — Лена! — решительно сказала она. — Ты должна пресекать такие разговоры — все эти объяснения в любви и тому подобное. Вы еще очень маленькие. Скажи своим поклонникам, что до настоящей любви вам еще расти и расти.

       — Мамочка! — Леночка хитро взглянула на нее. — Ты ведь сама так не думаешь. Вспомни Пушкина — любви все возрасты покорны. Вон как Ирочка Соколова влюблена в Сашу! Уже два года. И все это знают. Что, скажешь, она его любит не по-настоящему? Очень даже по-настоящему! И мне кажется — Гена в меня тоже влюблен по-настоящему. Ну и пусть. Он же ради меня готов на все. И я к нему сейчас очень хорошо отношусь — даже скучаю, когда его долго не вижу. Давай его позовем на котлетки.

       — Да зови, зови, конечно, зови!

       Но Лена вернулась обескураженной.

       — Мама, он не идет. Говорит, не с кем Мишу и Гришу оставить. Тетя Света в магазин пошла, а бабушке нездоровится. Я ему предложила взять их с собой, а он сказал:

       «Они тебе на диван надуют».

       - Наверно, он все-таки не влюблен. Другие бы сразу прибежали.

       — Давай дожарим, и сама ему отнесешь. А что ты отвечаешь мальчикам на их признания?

       — Говорю:

       «Ну, влюблен — и дальше что?».

       - А он говорит:

       «Давай дружить!».

       - А я отвечаю:

       «Ну, давай. Ты в шахматы умеешь играть? Нет? А во что умеешь, кроме ловиток? Ни во что? А какие ты интересные книжки прочел? Никакие? Как же с тобой дружить? Даже поговорить не о чем. Нет, мне с тобой дружить неинтересно».

        — И он что?

       — И он отстает. Знаешь, из всех моих знакомых мальчиков Гена умнее всех. Раньше он не был таким, а сейчас у него, о чем ни спроси, все знает. И сильнее всех. Когда мы втроем идем домой, к нам уже никто не пристает.

       — А как у тебя с Ирочкой? Наладилось?

       — Нет, мама, она меня не любит. Только скрывает это. Гену боится. Иногда даже улыбается мне и сама заговаривает, − а глаза все равно злые. Понимаешь, до моего прихода в нашей группе, да и во всем садике, она была лучше всех. Самая красивая, самая умная. Все с ней носились. И Саша Оленин только на нее и смотрел. А когда я пришла, все изменилось. Я слышала, как она его уговаривала не поступать с нами в один класс. Чтобы в другом каком-нибудь классе учиться. Или даже в другой школе. А он — ни в какую. Хочу, — говорит, — со всеми нашими.

       Мы считаем их маленькими. Какие у них могут быть переживания, неприятности? — думала Ольга. А у них все так же — дружба, любовь, ревность, ненависть. Они тоже живут жизнью, полной чувств и страстей. И об этом нельзя забывать. Гена. Почему, когда я думаю об этом мальчике, мне становится не по себе? У него есть цель, и эта цель — Лена. Она для него центр всех желаний и помыслов. Ведь только ради нее он стал самым умным, самым сильным, самым интересным из ее сверстников. Как он себя ломает, переделывает под ее желания. И сметет любого, кто встанет у него на пути. О Господи, хоть бы Лена со временем ответила на его чувство! Иначе беды не миновать. И то, что им только по восемь, очень слабое утешение. Как разительно он изменился этот за год. Только его отношение к Лене не изменилось, − осталось таким же, как и год назад, когда он, рыдая, вцепился в ее платьице, не позволяя увести от себя. Мальчик будет расти, и его чувство к ней будет расти тоже, это очевидно. Выход один — уехать, прекратить их соседство, неизбежные встречи. Может, тогда он переболеет и забудет ее. Но как уехать, из-за чего? Из-за того, что восьмилетний мальчик любит мою дочь? Никто же не поймет. А может, она преувеличивает? Может, все не так страшно? Они вырастут, появятся новые интересы, будут новые встречи. Во всяком случае, уезжать им с дочкой некуда, да и работу просто так не оставишь. Ладно, пусть пока растут, а там видно будет. Главное, внимательно наблюдать за ними, ждать и надеяться, что все обойдется. А что еще остается?

       В самый разгар летней сессии рано утром позвонил Отар. Ольга никогда не думала, что этот мужественный, ничего на свете не боявшийся человек, может быть так растерян и испуган.

       — Оля! — закричал он с ходу, — умоляю, приезжай! С Юлей очень плохо! Врач сказала: — Раньше надо было рожать, чего, мол, под тридцать лет рожать надумала? Оля, я боюсь! Если с ней плохое случиться, я повешусь! Оля, я с ума схожу! Тамара — мать Серго — уже не встает. Вчера все тебя звала. Все просила:

       «Олю позовите, попрощаться хочу».

       - Мы ей портрет твой поднесли, а она говорит:

       «Оленька, дочка, скоро Серго увижу. Скажу ему, как ты любишь его. Буду прощения просить, что разлучили вас».

       - Оля, умоляю, приезжай!

       — Отарик, у меня же сессия! — Ольга сначала даже растерялась. Но потом опомнилась: что она говорит, какая сессия?

       — Отарик, я приеду, приеду! Постараюсь сегодня вечером с Леночкой выехать. Что с Юлей? Почему такая паника?

       — Оля, ничего не знаю! Очень за нее боюсь, очень! Говорю врачам, − делайте со мной, что хотите, только чтобы с ней ничего не случилось. А они еще издеваются:

       «Что с тебя толку — ты же за нее не родишь».

       - Постреляю всех, гадов, если с ней что случится.

       — Отарик, возьми себя в руки. Сходи к Тамаре, скажи, что мы приедем.

       — Оля, на вокзале в милиции сошлись на меня. Они тебе билет на любой поезд достанут. А если не будет, все равно посадят. Я им сейчас позвоню.

       — Хорошо, хорошо! Ты только не волнуйся так. Поцелуй Юльку за меня. Ждите нас завтра, в крайнем случае, послезавтра.

       К счастью, экзамены в Ольгиных группах уже прошли. Поэтому, услышав, что при смерти ее свекровь, ректор без слов отпустил ее. Оставив на Храмова кафедру, она помчалась на вокзал. Ближайший поезд уходил через три часа. Взяв без проблем билеты, Ольга побежала за Леночкой. Гена мужественно воспринял известие о Леночкином отъезде. Неделя срок небольшой, он потерпит. А вот при мысли об августе он впадал в тихую панику. Ведь ясно, что в этом году поездка на море ему не светила. Во-первых, мама пошла, работать, а бабушка еле ходит. Значит с близнецами сидеть ему. Хотя бы до сентября — а там придется их устраивать в ясли. Во-вторых, надо и совесть иметь. Он уже понимал, что быть нахлебником стыдно, а денег, чтобы заплатить за поездку, у них с мамой нет. Поэтому он на эту тему и не заикался. Но про себя решил: если они сами предложат, то, пересилив себя, откажется. Но при мысли о разлуке с ней на целый месяц ему становилось так плохо, что он собирал всю силу воли, чтобы не заплакать. И ведь даже поделиться этим горем не с кем. Никто же не поймет. Целый месяц она будет играть со своими братьями, бегать с ними по горам, купаться в море, а он — изводиться от тоски по ней, сидя взаперти с близнецами. Правда, они уже стали не такими противными, как вначале — даже хорошенькими. Гена с удивлением заметил, что иногда скучает по ним. Уходя из дому, он всякий раз ощущал в душе тревогу: как там малыши, не случилось ли чего? А Лена в них просто души не чаяла. Ничего, пусть она тоже там поскучает по ним, на своем море, злорадно думал он, не все же мне одному мучиться. К ее братьям он Леночку не ревновал. Ну, проведут они вместе один месяц — зато потом она целый год будет рядом. И дома, и в школе. А главное, они ведь ей настоящие братья. Ни у кого из них нет шансов стать ей когда-нибудь мужем. А у него такой шанс есть, и он постарается его не упустить. Ни за что не упустит. Но для этого он должен стать самым умным, самым сильным, самым хорошим. Чтобы с ним ей было лучше, чем с другими. Ведь бабушка всегда говорит:

       «Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше».

       Конечно, хорошо бы стать и самым красивым. Жаль, что это не в его власти. Но ведь он не урод какой-нибудь. Нос, правда, длинноват и губы какие-то тонкие. И глаза... так себе. Но зато, какой рост — выше всех в группе. И ведь она сама назвала его тогда, в первый день их знакомства, очень славным. А ее мама всегда говорит, что внешность не главное, главное — добрая душа. А он добрый. Он и маме помогает, и в садике малышей опекает. И учиться постарается лучше всех. Так думал Гена, с грустью провожая Лену с мамой до такси. Он помог им положить вещи в багажник и долго смотрел вслед удалявшейся машине, даже когда та совсем скрылась из виду.

       ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Ирина Касаткина.