НЕ СМЕЙ ЗАБЫТЬ, ЧТО ПОБЕДИЛ СОЦИАЛИЗМ.

       Две армии, или, если быть точнее, части и подразделения 69 пехотной дивизии 1 американской армии и 58 стрелковой дивизии, входящей в состав 1 Украинского фронта Советской армии, которым командовал маршал Конев - сошлись неподалеку от города Торгау в Германии в один из теплых апрельских дней. Казалось бы, они - это капиталистическое и социалистическое государства, у которых не может быть поводов для примирения. Но сегодня они были друг другу как родные, как братья, всякая вражда отошла на второй план. Солдаты пересекали реку с большим энтузиазмом. Смеясь от возникшей между ними неловкости и переполняющего душу восторга, пытались понять один другого, пока не подоспели переводчики. Они быстро сдружились, показывали друг другу что-то, что для солдат союзнической армии было в новинку. Широкая река тихо шуршала по правую сторону на фоне гомона сотен солдат, устроивших подле неё праздничный обед, в достаточно полевых условиях. Измученные, с сотнями километров за спиной, пройденных и ползком, и вплавь, и бегом. Одни, повидавшие устеленное телами побережье Нормандии, другие, разрушенные города и сожжённые дотла деревни. Они отмечали Победу. Это был сорок пятый год. Тридцатипятилетнего сержанта Николая Александровича Голобородько, коренного одессита, празднество не обошло стороной. Его белое, слегка круглое и доброе славянское лицо светилось счастьем. Русые волосы, обрамлённые лучами апрельского солнца, лоснились золотом. Серебряные глаза с заботой обращали свой взор к солдатам. Они улыбались в ответ, смеялись, шутили, сочиняли тосты. Сев в полукруг на покрытой свежей травой возвышенности, старательно наигрывали какую-то очень знакомую торжественную мелодию на гитаре одного американца. Последний заразительно хохотал рядом, положив ладонь на плечо советскому солдату.

       - Товарищ сержант, разрешите спросить? - обратился двадцатидвухлетний американский капрал, сидевший за столом рядом - Норман Харрис.

       Худой, с круглыми очками, сидевшими на кончике прямого носа. Неброской, но благонравный молодой человек. Он запинался, но говорил чётко и громко. Было примечательно, что Норман хорошо знал русскую речь, неплохо ориентировался в ней.

       - Говорите, товарищ, - Голобородько не требовал официальности, он тепло улыбнулся и кивнул союзнику. - Я слушаю.

       - Вы за что сражаетесь? - Харрис не смотрел на собеседника, переживая, не скажет ли случайно, чего грубого.

       Он не мог знать, как мыслят советские граждане. Что они сочтут за наглость, а что нет.

       - За Родину я, - сержанта вопрос удивил, но вызвал простую заинтересованность.

       Голобородько любил спокойные разговоры, они отвлекали от проблем.

       - За Россию.

       - Вы украинец, товарищ сержант, отчего же тогда за Россию? - реакция сержанта чуть успокоила Харриса, он стал смелее.

       - Оттого и за Россию, что мы все посмертно обязаны ей. Мы все, - мужчина поднял правую руку, крепко сжимая пальцы в кулак, с гордостью и преданностью в серых глазах.

       - Кулак единый! Братские народы, понимаешь? Всей гурьбой на немца, всей силой, да и выбили, гадов! А так, одному богу известно, что без братьев делали бы. Ось бы тяжко пришлось.

       Капрал, не без удивления дёрнув каштановыми бровями, вдруг проникся чувством эмпатии, интернационального патриотизма, идеей братства людей. Он ужасно хотел разобраться и ответить на мучающий его вопрос:

       «Как пролетарская Советская армия смогла разбить мощнейшую военную машину Гитлера?».

       Чтобы они не думали, но именно русский солдат нанёс решающий удар по хребту всемирного фашизма.

       - Я много слышал про ваших героев, - обдумав сказанное, начал неуверенно Харрис, формулируя вопрос.

       Спросить он не успел - советский сержант понял его с полуслова. Осознавая, что разговор будет долгим, украинец повернулся к американцу.

       - У нас чуть ли не каждый первый - герой. У вас в Америках люди деньги любят, славу, а нам что? Коллективисты мы, даже рождены таковыми. Я, например, не буду счастлив, пока несчастлив мой сосед. И сражаемся мы за вот это, - коммунист обратил взор на голубое, обрамленное пушистыми облаками широкое небо.

       Во время войны какого неба он только не видал, но такое ясное уже и не помнил.

       - За мирное небо. За тех, кто будет отдыхать где-нибудь на сеновале и смотреть на него, никогда не вспоминая об ужасах, что преодолеваем сегодня мы. Не за деньги умираем, вот и дух сильный. Патронов нет - в штыковую, штыков нет - прикладом бьём, оружия нет - руками, зубами, топориками, касками. Всё равно все умрем, а я пожить хочу. А тот, кто жить хочет, смерти не боится. У нас, славян, такое хорошее выражение есть:

       «Погибать, так с музыкой».

       Капрал не сразу уловил суть выражения, чиркнул что-то в маленьком карманном блокноте. Столько мыслей, столько вопросов сейчас пытались уместиться в его голове.

       - Для многих - это невероятно! - беспомощно воскликнул Харрис, голубые глаза горели интересом.

       - Невероятно то, что у нас в Сталинграде один дом держался дольше, чем вся капиталистическая Франция, - Николай стукнул дном алюминиевой кружки о стол, поднял, и отпил.

       Раны на сердце до сей поры не заживали, заставляя тосковать по ставшим землёй и травой в этом Великом городе, в этой Великой войне.

       - Вот и думай, как оно так получилось.

       Безусловно, Норман слышал о легендарном «Доме Павлова». Только, до войны он был убежден в господстве праволиберальных идей, а коммунисты вызывали недоверие, и уж они точно не наталкивали на мысль, что способны на такие поступки. От одних только мыслей захватывало дух. Капрал не успел ничего более ответить, как сержант заговорил:

       - Не буду лукавить, мы и промышленность подняли. С семнадцатого года как, - растянул украинец, расплываясь в довольной улыбке.

       - Проснулась сила народная, так и не утихает.

       - Но сам Советский Союз существует меньше тридцати лет! Как вы смогли? Ведь вы были в экономической блокаде, вас не принимали другие страны, не хотели считаться как с государством долгие годы. Как такое возможно? - Норман точно также был подвергнут убеждениям о несостоятельности социалистической системы.

       Он просто не мог и думать, что эти большевики, похабно захватившие власть, ввергнувшие полмира в ужас пламенем революции, смогут достичь таких высот, успехов. Глядя на этого сержанта, он не видел в нём «замученного красным террором» человека. Он смотрел на остальных солдат Советской армии. Сейчас они на мосту через реку завораживающе отплясывали «Яблочко», стуча каблуками лакированных сапог по деревянному настилу. Никто не жался в углу, а сами комиссары ничем кроме формы не отличались от остальных ребят.

       - Я, конечно, не специалист и даже не экономист, - Голобородько взглянул на развлекающихся солдат, за которыми, невольно улыбаясь, неустанно наблюдал Харрис.

       - Я тебе как обычный рабочий металлургического завода скажу: все года мы следовали социалистическому плану, шли за товарищем Сталиным, да! Нога в ногу.

       Норман внезапно повернулся, услыхав эту фамилию. Николай продолжил:

       - Он и строг с нами, и добр. Я помню время, когда мы смогли выйти из деревни в город. Из дряхлых избушек в огромный город, который и построили для нас. Вот, они тебе дали квартиру, а ты - работай, нечего балду гонять. А потом отпуск появился. Представляешь, ты не работаешь, а государство на тебя деньги тратит! Да где такое в мире бывает? А здесь тебя ценят. Каждый человек как маленькая шестерёнка в одном огромном механизме. Мы понимаем, что наш труд необходим государству. Даже не каким-то чиновникам, а всей нашей необъятной.

       Голобородько был ужасно горд за свою страну. Всею душой и телом стоял за идею, которая задавила коричневую чуму. Харрис нахмурился: эти слова разительно отличались от того, что о н слышал ранее.

       - Вы считаете, что Победа одержана благодаря идеям социализма? - как бы, убеждаясь, что всё правильно понял, сразу спросил американец.

       - Да, считаю. В этой кровавой игре «тузом» стала именно социалистическая система, положившая конец сию безобразию. Немцы-то пришли, территорию захватили. Да уйти не смогли, остались на своих законных двух метрах, - коммунист пальцем начертил в воздухе гроб, мрачно улыбнувшись.

       - Я думаю, что вы правы, Вы точно правы, товарищ сержант.

       Николай умиротворенно усмехнулся. Поднялся из-за стола, неслышно кряхтя от давящей боли в бедре: полгода назад, во время смены диспозиции, в ногу попал раскалённый осколок артиллерийского снаряда, задев кость. Каждый шаг отдавался напоминанием, что бедро до сих пор не восстановилось. Сейчас никто не мог сказать, что именно он чувствовал. Голобородько держался непоколебимо. Американец как по инстинкту вытянулся следом, и не случайно. Николай протянул ему алюминиевую кружку. Коммунист давно заметил, что у капрала не было своей. Пусть, эта кружка с красной звездой, позолоченными серпом и молотом, и выцарапанным ножом лозунгом «За Советскую Родину!» служит напоминанием о Победе правды и справедливости социализма над ложью и коварством фашизма.

       Уникальность текста - 100 %.

       Проголосовать за данную работу Вы можете здесь: http://rustod.ru/opros/10000595/

       Каменская Ксения Алексеевна. 16 лет. Россия, Екатеринбург, УГК имени И. И. Ползунова.